"Я понятно излагаю!?"
В.Н. Третьяков
Друзьям-математикам
Стена кабинета стала вспучиваться, выступы появились
и исчезли. Кто-то явно просился на прием. Немолодой
дельтоид, приемщик тезария, пошевелил передними
конечностями и мысленно продублировал разрешение войти.
Посетитель возник и прожестикулировал приветствие.
Приемщик в ответ лишь слегка преобразился: он уже
догадался, что перед ним автор внеплановой идеи, а с
ними непросто общаться.
«Показывайте», -- устало подумал он по второму каналу. Рабочая фаза
подходила к концу, но дел оставалось много, и приемщик продолжал служебную
деятельность по другим каналам: классификацию – по первому, инвентаризацию
– по третьему, изъятие за истечением срока хранения – по четвертому.
Сдатчик тем временем пошел завихрениями, но вскоре стабилизировался
и дошел до упорядоченных волн.
«Не понимаю», -- задумался приемщик, -- какое это имеет отношение?..».
«Позвольте объясниться словесно, -- перебил его мысль сдатчик. – Мой
материал, как видите, с трудом поддается иллюстрированию. Дело в том,
что я придумал совершенно новую математику!».
Заявление было явно рассчитано на внешний эффект, и этой цели оно достигло:
по поверхности приемщика прокатилась колющая волна электрокинеза.
«Продолжайте», -- примирительно сдеформировался приемщик.
«У нас и в тезарии заносят, и молодежи в память вводят, что математика
– наука неточная. Что все формы в ней размазанные, все числа – размытые».
«А то как же? -- завибрировал начальник тезария. – В мире все неустойчиво,
неопределенно, изменчиво. Каков мир – такова и наука».
Посетитель слегка испарился, но, овладев собою, погасил тепловые флуктуации.
«Опять эти жеванные-пережеванные мысли! Неточные числа, размытые тела...
Неужто нам, дельтоидам, не хватит воображения представить себе другой
мир, в котором границы личности не размазываются из-за телепатической
связи? МИр, в котором у каждого живого существа – свой набор конечностей?
Где количество не стыдится своей определенности, где числа неаморфны?».
В другой обстановке хранителя тезария, может, и прошибла бы эта прочувствованная
тирада. Но сейчас он стоял на страже науки, чистоту которой посетитель
пытался осквернить.
«Допустим, что вы правы, -- официальным тоном подумал хранитель. – Но
что взамен?».
«Я дошел до точки! -- гордо промыслил сдатчик. – До точки как понятия.
Это такой крошечный совсем невидимый плазменный сгусток... Я волнуюсь,
извините за нестационарность. Если для вас приемлемо, я бы просил разрешения
перейти на акустическую связь.
И он заговорил.
-- Вдумайтесь только: точка! И каждой соответствует число! И не какое-нибудь
размазанное, а точечное. Сколько же чисел сразу появится, может, даже
бесконечно много...
Взгляд приемщика запылал негодованием от такого сотрясения основ. Миг
– и разработка полыхнула. Но автор этого не заметил, он говорил:
-- Вы спросите: а что мы выиграем от такого обилия чисел и точек? Очень
много! Математика выберется из болота скользкой неопределенности и зыбкой
конечности. Она станет точной наукой. Вроде акустической фонетики. Там
столько звуков, и все друг от друга отличаются. Но самое главное – у
нас появится отношение равенства!
«Это уже не наглость, а невежество, -- подумал хранитель, еще не выпуская
из-под контроля окислительные процессы. – Итак, вы открыли, что сами
себе равны. У вас есть еще что-нибудь или закончим общение?».
-- Да не то я имею в виду! Я сам себе не равен, а самотождествен. А
равенство – штука посложнее. Пусть у нас есть сгусток, неотличимый от
другого сгустка, а этот другой – от третьего. И если первый от третьего
тоже не отличается, то перед нами равенство. Вот вы говорите: каков
мир, такова наука. А вдруг есть планета с точечной математикой – как
мы наладим с ней космический контакт?
«Все ясно, -- подумал хранитель без всякой блокировки. – Этого типа
надо срочно запрятать в магнитную ловушку. И вморозить в него понятия,
которые он слабо усвоил в школе.
Тлеющие разряды бороздили поверхность просителя вдоль и поперек. Отрицательные
эмоции распирали его. Пришлось выпустить несколько протуберанцев – слегка
полегчало. Да и хранитель тезария едва справлялся со своими процессами.
Внутренние напряжения достигли в нем почти пробойных значений. Из чувства
самосохранения он разрядился речью, перейдя на акустическую связь сразу
по всем каналам, которых стало пять:
-- Всяких... (специфическое дельтоидное определение. – Прим. автора)
я на своем веку повидал, но, знаете, надо хоть каких-то основ придерживаться,
иначе это может далеко завести. Я понятно излагаю?!
-- Куда уж яснее, -- угрюмо громыхнул проситель. До белого каления они
оба еще не дошли, но люминесцировали отчетливо оба: приемщик розово,
сдатчик – сиренево.
-- Где вы видели в природе такие числа? -- продолжал ревнитель научной
чистоты. – Посмотрите сквозь стены. Ну как, есть там что-нибудь, кроме
аморфных пятен и вихрей, разряжений и сгущений? Попробуйте-ка сосчитать
их на досуге. И поищите заодно два одинаковых сгустка, порознь равные
третьему. Когда найдете, тащите сюда – я признаю вашу правоту и зарегистрирую.
Да что там далеко ходить – на меня посмотрите. Посчитайте-ка мои конечности.
Ну, и сколько же в итоге получилось? То-то же. Я уж не спрашиваю, сколько
меня самого: коллектор, классификатор, запоминатель, технический контролер,
приемщик, уничтожитель малоценных разработок. И много что другое. Иногда
приходится быть даже выставителем особенно нахальных сдатчиков.
И он выразительно посмотрел на собеседника в инфракрасном спектре.
-- Не трудитесь, -- прошипел тот и сделал попытку забрать свою драгоценную
разработку, не зная, что она уже размагничена. А обнаружив это, он не
смог сдержать негодования, и разряд грозовой силы, уравнивающий взгляды
и потенциалы, потряс обоих. Стены лопнули и впустили хаос окружающей
среды.
Очнувшись, хранитель тезария прежде всего взглянул на ряды разработок.
«Стоят, и молния их не берет!» – с восхищением подумал он. – Вот что
значат нерушимые научные основы!». Потом занялся собой. Конечно, беседы
с авторами, вправление сбившихся набекрень мозгов, испытание авторов
и их трудов на прочность – все это дела привычные, но привести себя
в порядок не мешало. «Всякому дельтоиду свойственно стремление к идеалу,
-- сообоажал он, упорядочиваясь. – Кто-то рано или поздно должен был
додуматься и до идеальных точечных чисел. Может, и не надо было уничтожать
рукопись, пусть бы себе хранилась? Впрочем, если автор прочный, опять
придет...».
А незадачливый автор очнулся уже в ионосфере. Было не по себе. Может
быть, потому, что себя он едва узнавал. «И что я набросился на эти размытые
числа? Я же этих точек и в глаза не видел. Правда, разработка пропала,
ну да все равно она выпадала из классификации...».
Он посмотрел на небо. В ту же минуту хранитель, корректор, контролер,
классификатор, приемщик и уничтожитель закончил структурную перестройку
и тоже устремил свой взгляд ввысь. Все три светила уже зашли, звездная
каша была размазана по черному небу, густея с востока и разжижаясь к
западу. Она плыла и переливалась, и ни единая мерцающая точка не нарушала
полную гармонию дельтианского неба.
Опубл. в журнале «Химия
и жизнь», 1983, № 6.
P.S. Осенью того же года проф. Н.А.Фуфаев, специалист в области неголономных систем, в 1950-е гг., когда я учился в Горьковском госуниверситете, бывший "моим" преподавателем теоретической механики, отозвался на эту публикацию письмом, и по поводу математики в мире плазмоидов у нас получилась небольшая переписка.
Примечание 1 октября 2010
. Изложенная выше научная притча-шутка, по-видимому, может в каком-то смысле рассматриваться как предвидение того, что недавно преподнесено как научная сенсация:
ЗАКОНЫ ФИЗИКИ МОГУТ ОКАЗАТЬСЯ ВСЕГО ЛИШЬ ЛОКАЛЬНЫМИ "ЗАКОНЧИКАМИ" .
Под таким заголовком на научном сайте "Известий" дано сообщение: «Группа астрофизиков из Австралии и Великобритании обнаружила предположительные свидетельства того, что законы физики могут быть разными в разных областях Вселенной».