СЕМЕЙНАЯ СТРАНИЧКА

Страницы сайта:

ИМПЕРАТИВЫ ВЫЖИВАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА:
* ПЕРВЫЙ,
* ВТОРОЙ и
* ТРЕТИЙ
* ПРОЕКТЫ;
* НАУКА В ДЕЙСТВИИ;
* ПЕДАГОГИКА;
* HOMO SAPIENS;
* ОБЩЕСТВО;
* ЗДОРОВЬЕ;
* ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ ИДЕЙ,
вместе с...
* ЕЕ ЗАПАСНИКАМИ;
* УЧЕНЫЕ ДОСУГИ;
* ИНТЕРВЬЮ
* ДИАЛОГИ
* ИНТЕЛТЕХ ПРЕДСТАВЛЯЕТ
* ТРИБУНА ДЛЯ ПОЧЕТНЫХ ГОСТЕЙ,
среди которых – Кшиштоф ЗАНУССИ
* МИЛЛЕРИАНА
* ПРИВАТНАЯ СТРАНИЧКА
* ИНФОРМАЦИЯ ИНТЕЛТЕХА

Коллекции статей на сервере СО РАН:

Рекомендации Природы в социологии
+Императивы выживания
+Философские проблемы математики
+Экономика под знаком интеллекта

Наиболее значащие материалы сайта:

• Основные несущие конструкции ИнтелТеха
• 3 императива выживания
• Упущения цивилизации, их обнаружение и восполнение
• Заблуждения цивилизации, их выявление и исправление
• Как противодействовать старению
• Профилактика раковых заболеваний
• К рекомедациям Природы стоит прислушаться
• Криминальный диагноз: узкоумие
• Будем же учиться правильно мыслить
• Педагогика наивысшей эффективности
• Чтобы умственная пища хорошо переваривалась, она должна поглощаться с аппетитом
• Учебно-творческий центр раскрытия одаренности
• Советы осененному идеей
• Советы начинающему эксперту
• Дело для ООН
• Институт Будущего • Всепланетный вэб-НИИ интеллектуальных ресурсов
• Обращение к Почетным гостям ИнтелТеха
• Инструмент мысли нуждается в заточке
• Механизм юмора, сформировавшийся за миллионы лет
• Не исключено, что вы -- аквиник
• Псевдоконгруэнции на универсальных алгебрах
• Новое понимание физического закона
• Обсуждение общебиологического принципа толерантности
• Обобщенный принцип толерантности
• О творчестве по-новому
•Социальная инициатива -- общедоступный инфобанк лексических обогащений

Дневник похода по реке Птичь, совершенного автором в относительно приятном обществе трех человек и одной собаки 18—28 июня 1974 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА КО ВТОРОМУ
ИЗДАНИЮ

Недавно в хорошей книге (кажется, в
«Волшебнике Изумрудного города») мне
понравились две фразы, суть которых сводится к
тому, что большое лучше видится на расстоянии и
вообще со стороны видней. Полгода, прошедшие с
того времени, когда я, высунув язык, вел дневник
нашего похода, являются солидным расстоянием.
Поэтому я внимательно перечитал первый вариант
дневника, а чтобы со стороны было видней, читал
его при Косте, дяде Володе, Лене, маме и папе.

Отношение Кости было весьма
недвусмысленным: сначала он усердно ковырял в
носу, потом захотел в уборную и, наконец, стал
усердно палить из пробочного пугача.

– Не вижу положительного героя! – сказал
дядя Володя. При этом на лице у него было
написано такое явное желание быть положительным героем, что у меня на сердце заскребли кошки.

– Чуткости и душевного тепла не хватает! –
заявила Лена, изобразив такую чуткость, что папа
вздрогнул и его передернуло.

– Дневник идеологически не выдержан, –
заметила мама. – Вообще никакой идеи не видно.
Арифметика какая-то: поймал 2 пескаря, плыли 6
часов, спали 10 часов, и т.д.

– Характеров не видно! – изрек папа. При
этом у него заходили желваки. – Обезличка
сплошная, ни тебе хороших, ни плохих, ни
темпераментов, ни сложных человеческих
отношений.

В общем, дневник я решил переписать.
Думаю, что всем угодил. Вот только с
положительным героем плохо. Лично я считаю
положительными себя и Реджика, только Реджику
в силу его бессловесности труднее проявлять
положительность. Надеюсь, что дядя Володя на
это не будет обижаться – правда превыше всего.
Папа тоже получил что хотел – его вздорный
характер, лень и пристрастие к безалкогольным
напиткам нашли достойное отражение в дневнике.
Ленину чуткость и душевное тепло я показал в
сцене поисков пропавшего Реджика.
Идеологически дневник стал более
выдержан, так, например, на кладбище мы
ночевать не стали.

Не обошлось без некоторых неувязок. Так,
повесть «Дрион покидает Землю» указана
ошибочно. К сожалению, написал ее не я. Из
своих многочисленных произведений я имел в
виду повесть «Эрэса». Неважно обстоит дело с
иллюстрациями. Поскольку, как известно,
сапожник всегда бывает без сапог, так
и у меня не нашлось мало-мальски сносной
фотографии, пришлось поместить несколько
устаревшую. Рисую я хорошо только военную
технику и космические корабли, поэтому прошу
извинить за отсутствие портретного сходства. Ну,
а вид бегемота сзади даже и представить себе не
могу, но думаю, что все животные, в том числе и
человек, сзади практически одинаковы.
Себя лично я не приукрашивал, все как
есть. В дурацкие споры не вступал, от работы не
отлынивал и в общее добро лапу не запускал.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ТРЕТЬЕМУ
ИЗДАНИЮ

Как-то недавно, роясь в пыльном хламе на
чердаке своего загородного дома, я случайно
наткнулся на этот забытый дневник. Перечел его
не без гордости (совсем неплохо для 12-летнего!)
и нашел, что он стоит переиздания – пусть у моих
и костиных детей, внуков и бесчисленных
внучатых племянников будет своя, семейная
книга!

Отец одобрил эту идею, но глаза его горели
таким жгучим желанием примазаться к славе, что
я решил вынести и его имя на обложку. Почему бы
не и не потешить беднягу, даже если его
причастность к этому шедевру выразилась только
в том, что он создал меня?

Алексей Соломаха.

18 июня

Завтра мы отправляемся, поэтому сегодня
весь день суматоха. Утром зашел Вадим и сказал,
что лично он в поход не пошел бы. Во-первых
потому, что на Птичи не водятся индейцы, он слы-
шал, что их давно уже перевели в резервации. Во-
вторых, он считает, что обязанности в походе
папа распределил неправильно.

– Тебе 12 лет, твоему папе 50, а Лене и
дяде Володе по 30, – сказал Вадим. – Итого им
троим 110 лет, почти в 10 раз больше, чем тебе.
Не понимаю, почему ты должен снабжать эту
ораву рыбой, дровами, да еще писать за них
дневник? Им и делать нечего будет, спать только.
А когда ты будешь играть в солдатики?

Замечание было дельное, и я призадумался.
Действительно, если я, например, поймаю пескаря,
то какая же доля его достанется мне? Хорошо, если
один плавничок. А вернее всего, учитывая пристрастие
дяди Володи к свежей рыбке, и этого не достанется.

С этими печальными мыслями пришлось
несколько раз сходить в магазин. Покупать
заставляли всякую ерунду – лапшу, макароны,
хлеб. Приличные вещи папа покупал сам. По пути
из магазина снова встретил Вадима, который еще
больше подлил масла в огонь.

– Зачем ты ходишь в магазин, это ведь не
твоя обязанность! Видишь, они на тебе уже
верхом катаются. Можешь себе представить, что
будет в походе! Там ни мамы, ни милиции не
найдешь!

Присутствовавший при разговоре Олег
выразил убеждение, что я там умру с голоду и
похоронят меня по-матросски: привяжут к ногам
камень и бросят в воду. А может быть, даже и
съедят сначала.

После этого настроение у меня
окончательно испортилось, и до вечера я
тосковал. Мама, хоть я к ней и ласкался, в тоске
меня не поддержала, а Костя даже обрадовался:

– Леша, ты оставайся с мамой, а я поеду в
поход! – предложил он.

Идея, конечно, хорошая, но папа на это не
пойдет. Он ведь прекрасно понимает, что на
Костю где влезешь, там и слезешь. Костя не то,
что я. И рыбы не поймает, и дров не принесет.
Плавать не умеет. А если дело до людоедства
дойдет, то от него тоже никакого проку – одни
мослы.

Когда я лег спать, тоска немного прошла,
но зато в голове зашевелились тяжелые мысли.
Итак, думал я, мы едем впятером: я, Реджик,
папа, дядя Володя и Лена. Из этой пятерки самый
стоящий человек, по-моему, Реджик (кроме меня,
конечно). По крайней мере, он не такой зануда,
как папа, да и питается, в основном, мухами и на
мою рыбу покушаться не будет.

Дядя Володя. Он ученый, подающий
надежды физик, еще не очень старый. Правда,
папа теперь говорит, что дяде Володе надо не
физикой заниматься, а пеленками. И что вообще,
мол, грош цена ученому, который заводит жену и
детей. Наука не терпит соперниц. Папа всегда
злой, как черт, поэтому я ему не верю и думаю,
что дядя найдет выход из положения и снова
будет подавать надежды. Во всяком случае, дядя
Володя знает массу полезных вещей, и мы с ним
не пропадем. Вот только плавает он плохо и слиш-
ком много ест, особенно сладкого (надо будет не
оставлять свои порции без присмотра).

Лена тоже хорошая, на папу часто орет, а
мне это очень нравится. Кроме того, она часто
покупает мне подарки и играет со мной в
шахматы.

Про папу и думать не хочется. Типичный
зануда. Вечно ворчит, ругается, особенно если у
него не получается что-нибудь. Пока что он
немного сильнее меня и пользуется этим. А еще
молодится, сам слепой, ни черта не видит, а очки
стесняется носить. Лена с дядей Володей
значительно моложе его, а не стесняются.
Никаких надежд папа никогда не подавал.
Правда, часто грозится дать ремня, но потом, как
правило, забывает.

Когда я уже засыпал, мне пришла в голову
мысль, что нас много, а папа один. Как-нибудь
справимся!

19 июня

С утра ничего интересного не было. Очень
долго ждали машину, дядя Слава приехал только
в 12 часов. Сначала погрузили вещи и байдарку у
нас, потом у дяди Володи. Папа в основном
командовал, а дядя Володя таскал такие тяжести,
что даже я устал. Потом долго считали и
пересчитывали колышки от дядиволодиной
палатки. После каждого пересчета их становилось
все меньше и, наконец, вовсе не стало. Такого
чуда я даже в цирке не видел, у всех глаза на лоб
повылезали.

Наконец, махнув рукой на злополучные колышки,
мы поехали. Папа всю дорогу дрожал и обливался потом, потому что на небе было небольшое облачко и из него могла ударить молния. Перед самой рекой ехали по узкой дамбе и всем, кроме меня и Реджика, было очень страшно.

На берегу реки все снаряжение свалили в кучу и сразу же сели обедать. После обеда почувствовали сильную усталость и решили никуда не плыть, а остаться здесь ночевать.

Сначала хотели ставить только одну палатку, но
потом папа заявил, что поставит свою тоже и
будет спать в ней вместе с продуктами. Дядя
Володя и я были против этого, в основном потому,
что наши запасы сгущенного молока и какао были
ограничены, но папа разворчался и настоял на
своем.

Выбор места для палаток занял очень много
времени и сопровождался нудными спорами.
Началось с того, что папа стал метаться по
окрестностям, при этом он плевался и бормотал
проклятия. Он то и дело поглядывал на верхушки
деревьев, потом садился и производил в блокноте
какие то вычисления. Заинтересованные его
манипуляциями, мы побросали работу и разинули
рты. Наконец, заметив наше удивление, папа
выступил с объяснениями.

– Правильный выбор места для палатки –
это вопрос жизни и смерти, – изрек он. – От
ближайшего дерева палатка должна ставиться на
расстоянии, обязательно превышающем высоту
этого дерева. Когда ночью молния ударит в него и
оно упадет, то своими ветвями не зацепит
палатку, и мы все останемся целы и невредимы.
При этом надо учесть еще такие факторы, как
наклон дерева, его породу и прочее. Вот я сейчас
и ищу такое место....

Тут дядя Володя робко перебил папино выступление:

– Я думаю, что если молния до сих пор не
ударила в этот дуб, то эту ночь он и подавно
выстоит. Ты должен быть знаком с теорией
вероятности. Стоит ли терять время?

– Конечно, стоит, – решительно возразил
папа. – Поймите, я ведь не о себе думаю, а о вас.
Лично мне давно уже все равно, а вот о жизни
Лены или, например, этой невинной бессловесной
твари, – папа махнул ногой в сторону Реджика,
который в это время пытался поймать муху, – тебе
бы стоило подумать!

Пристыженный дядя Володя замолчал, а я
даже чуть не заплакал от умиления. Мне даже на
секунду показалось, что папа лучше дяди Володи.

После этого никто уже не мешал папе
выбирать место для палатки, а даже стали
усердно ему помогать. Дядя Володя сделал отвес,
а я лазил на деревья и прикладывал его к
стволам, чтобы определить, куда они
наклоняются. Потом все по очереди определяли
высоту, а поскольку она у всех получалась
разной, то снова возникли споры. Наконец, папа
предложил брать среднее арифметическое из всех
измерений и добавлять метров 100 для страховки.

Когда же место для палатки было, наконец,
найдено, то казалось, что оно находится
посередине здоровой лужи, глубина которой была
мне по колено. Дядя Володя предложил тогда
забивать в лужу сваи и строить помост, папа же
предложил более простой вариант – опустить в
лужу байдарки и сделать на них настил для
палаток. Потом папа посмотрел на солнце,
которое опускалось за лес, махнул рукой и
потащил свою палатку под ближайший куст, где и
расставил ее. Ночью на нее должны упасть две
березы, один дуб и, как минимум, три елки. Когда
я представил себе, какая котлета будет утром на
месте моего папы, меня стали душить слезы, и я
убежал в лес, чтобы выплакаться.

Дядя Володя свою палатку поставил без
происшествий, колышки все до единого почему то
оказались в папином мешке с продуктами. Потом
дядя Володя помог папе собрать байдарку, при
этом они сцепились по вопросу, где у нее нос, а
где корма. Нос они найти не смогли, и решили, что
у немецких байдарок носа вообще не бывает.
Свою байдарку дядя Володя уже собирал
сам, потому что папа устал и пошел прогуляться в
лесок.

Пока дядя Володя с папой занимались всей
этой ерундой, мы с Леной сделали кучу дел.
Сначала собрали грибов – две бабки, несколько
маслят и сыроежку. Потом накопали червей и
стали ловить рыбу – поймали три уклейки, две
плотки и окуня. Окунь был огромный, поймал его,
кажется, я.

Когда у меня начал клевать второй окунь, в
воздухе вдруг раздался страшный грохот, и мы с
Леной временно оглохли. В воздухе запахло серой
и каким то газом (забыл, как он называется).
Клев, конечно, сразу прекратился. Тут подбежал
дядя Володя и сказал, что мы срочно должны
копать убежище, потому что началась война. К
сожалению, у нас не было лопат, поэтому
убежище стали копать ложками (Лена с дядей
Володей столовыми, а я чайной).

В самый разгар работы со стороны леса
появился папа и с искренним удивлением
осведомился, чем это мы занимаемся. Когда мы
ему объяснили в чем дело, он удивился и заявил,
что мы переутомились, у нас галлюцинации и
вообще пора ужинать. Лично он никакого взрыва
не слышал. Еще он сказал, что все деревья стоят
целые, значит поблизости молния не ударяла, а
война, как таковая, в наше время исключена,
народы, мол, не допустят войны. Этот аргумент
убедил нас в том, что нам все это показалось, и
мы усердно принялись готовиться к ужину.

На ужин Лена сделала шампиньоны с курятиной, а я приготовил для всех по шашлыку из сала, кусочков хлеба и сыроежки. Ленино блюдо ели с трудом, а вот мои шашлыки расхватали с жадностью. Только папа горделиво отказался, и его шашлык вместе с палочкой умял дядя Володя. Думаю, что папа, пока ставил палатку, успел перехватить кое-что…

Когда мы уже раздевались, чтобы ложиться
спать, явился какой-то разгневаный дядя и
потребовал наши документы. Он сказал, что мы
глушили рыбу, что много здесь таких шляется и
что он призовет нас всех к ответу. Дядя Володя и
папа здорово перепугались, папа дрожащей рукой
отдал свой паспорт, а дядя Володя собрался
удирать, у него ведь нет паспорта. Но тут из Лени-
ной палатки высунул голову Реджик, и
незнакомый дядя, увидев его, изменился в лице.
Он сразу перестал орать, понял, что с Реджиком
шутить не следует.

– Если я увижу, на поверхности воды хоть
одну рыбку, то вам несдобровать, – уже
спокойным голосом сказал он и пошел
осматривать реку. Папа пошел за ним, а мы
решили на всякий случай занимать круговую
оборону.

Однако они скоро вернулись. Папа уже не
дрожал, а дядя, оказавшийся егерем, был в
недоумении. Оказалось, что на поверхности не
плавало ни одной рыбки, все почему-то плавали
по дну.

– Но я же прекрасно слышал взрыв! –
удивлялся егерь. – Куда же рыба девалась?

– Надо читать газеты, – сказал дядя
Володя. – Вчера было сообщение, что китайцы
собираются в каком-то Тибете водородную бомбу
взрывать. Вот и взорвали, наверно.

– А далеко этот Тибет? – спросил егерь.

– Это около Валерьян, мы там с папой,
мамой и Костей грибы собирали, когда я был
маленький, – сказал я.

Папа почему-то своей версии не предложил. Странно. Обычно он всегда имеет наготове свое мнение и всем морочит голову.
Егерь заспешил домой, а мы легли спать.

20 июня

Спалось мне плохо. Папа долго крутился в
своей палатке, брякал посудой и стонал. Потом
начал угрожающе храпеть Реджик. Временами он
тоже постанывал. Да, старость не радость! А когда
у дяди Володи вдруг начало урчать в животе
(наверно, палка от моего шашлыка
переваривалась), сон совсем прошел.

Пришлось лежать и думать. Первое, что мне
пришло в голову – это судьба моих солдатиков. Я
совершенно отчетливо представил себе, как Костя
утром набивает ими свои карманы и тащит в
садик. Там он щедрой рукой раздаривает их своим
бандитам или меняет на всякую дрянь. Жалко, что
я их не пересчитал перед отъездом. Последний
раз их было, кажется, 640, но потом еще
несколько раз покупали мама и Лена. У двух были
отломаны руки, а один был вообще без ничего,
даже без головы. Ну ладно, вот вернемся, я тогда
устрою Косте допрос с пристрастием.

Потом я подумал: а вдруг не вернемся? И
мне представилось, как я лежу на дне, ко мне
подползают раки и начинают по кусочку
отщипывать от меня, а какой-то нахальный окунь
устроил нору у меня подмышкой и высиживает там
икру. Потом в голову полезли другие мысли, но
все почему-то военного характера. Перед тем, как
заснуть, я нашел свой нож и положил его под
подушку.

Когда я проснулся, было совсем светло.
Живот у дяди Володи уже перестал урчать и у
папы в палатке было совсем тихо. Я тихонько
вылез из палатки и огляделся. Над рекой плыл
туман, который в одном месте был почему-то
розовый. Наверно, там будет солнце. Из-под
полога папиной палатки торчали две волосатые
ноги, пальцы были корявые и торчали в разные
стороны. Одна пятка была красная, а другая –
синяя, на ней восседал навозный жук. Я подумал,
что папу ночью задушили, все продукты наши
поели и мы сейчас умрем голодной смертью.

В страхе я стал будить дядю Володю, он долго не понимал в чем дело и все норовил заснуть еще раз. Потом он стал искать свои очки, за это время папина синяя пятка стала зеленеть.

Наконец, дядя Володя вылез из палатки и
стал щупать папины пятки. Синяя оказалась
совсем холодной, а когда он стал щупать правую,
красную, то папа брыкнулся и сбил очки с носа
дяди Володи. Тогда дядя Володя обозлился и
вытащил папу за ногу из палатки. Оказалось, что
папа левым боком спал на мешке с консервами, и
поэтому у него была парализована вся левая
половина. Он потом долго не мог ходить прямо, а
все влево и по кругу.

За это время туман стал редеть, и оттуда, где было розовое пятно, выглянуло солнце, которое нас всех немного приободрило. Я хорошо помылся, даже лицо ополоснул, дядя Володя мыться не стал, зато сделал гимнастику – два раза присел и немножко помотал головой. А папа и не помылся и гимнастику не сделал, он заявил, что есть народы, которые никогда не моются. Например, самоеды.

– Какие такие самоеды? – возмутился дядя
Володя. – Не самоеды, а немцы. Самоедами их
называли очень давно, по-моему, до 1945 года. Да
и вообще, какой человек станет сам себя есть, ес-
ли он немытый?

Папа собрался было вступить в спор, но тут
проснулась Лена и заявила, что очень хочет
чайку, а поэтому надо тащить дрова и разжигать
костер. Дядя Володя сразу принялся ломать сырые
ольховые ветки, а папа подался в лес, откуда,
кряхтя, приволок сухую сосновую веточку и
кусочек березовой коры. Он разжег маленький
костер и снова пошел в лес, а я пристроился
греться.

Но тут дядя Володя стал валить в костер
свои ветки. Сначала повалил густой дым, а потом
костер погас. Когда из лесу явился папа с
очередной хворостинкой и увидел, что костер
погас, он рассвирепел и ногами раскидал все это
дымящее сооружение. Потом наломал крошечных
палочек и снова их разжег. Я снова пытался
погреться, но тут дядя Володя обрушил на хилый
огонек целую груду своей ольхи, сам стал на
четвереньки, засунул лицо в костер и стал
усердно дуть. Я стал ему помогать с другой
стороны.

Наши старания привели папу в ярость:
– Какой идиот кладет в костер сырую
ольху?! – завопил он. – Таким макаром мы и до
вечера отсюда не выберемся!

Дядя Володя, не меняя позы и продолжая
изредка выдувать из своей кучи клубы едкого
дыма, спокойно заметил:

– Любому школьнику известно, что вода
состоит из кислорода и водорода. Водород
прекрасно горит, а кислород поддерживает
горение. Так вот, если воду вылить на костер, то
она разлагается на кислород и водород, водород
сейчас же сгорает, и снова получается вода. Она
снова разлагается на эти газы, они снова сгорают,
и так продолжается бесконечно. Таким образом, и
дров в костер не надо подкладывать – он горит за
счет воды, заключенной в дровах. Ведь недаром в
деревенских банях льют воду на камни и делается
так жарко! А ракетное топливо! Немецкие ФАУ-2
работали на кислороде и водороде и долетали до
Лондона. А вот сколько ни натолкаешь в ракету
сухих дров, она даже с места не стронется!
Впрочем, кому я это объясняю? Если ты в школе
не усвоил эти элементарные истины, то в 47 лет
уже поздно.

Дядя Володя высунул голову из ольховой
кучи и внимательно посмотрел на папу через
закопченые очки. Потом добавил:
– Впрочем, всем известно, что люди к
старости впадают в детство. А детство – лучшая
пора для познания мира.

Меня объяснения дяди Володи очень
заинтересовали, а папа остолбенел и временно
лишился дара речи. По-моему он думал, что
ответить. Пока папа думал, дядя Володя стал
снова дуть, при этом у него от натуги с треском
лопнули трусы.

– А почему тогда огонь тушат водой? – вдруг
выпалил папа. – И почему, если сунуть спичку в
реку, река не загорается?

– Что касается твоего первого вопроса, то
всем известно, что исключения подтверждает
правила. В народе есть мудрая поговорка – клин
клином вышибают. Пример из медицины: если
человек взбесится, то ему специально прививают
бешенство. Одно бешенство с другим взаимно
уничтожаются, как в математике, и человек снова
здоров. Второй твой вопрос проще – для того,
чтобы река загорелась от спички, надо всю реку
подогреть до так называемой температуры
вспышки. Пример из жизни: когда мы ходили в
поход по Енисею, то костер почти всегда
разжигали водкой, только когда ее не было, то
чистым спиртом.

После этих слов дяди Володи папе стало
совсем плохо. Ему, конечно, представилось, как в
костер льют водку, и его сердце облилось кровью.
Тут Лена, которая уже совершила свой
туалет, стала энергично готовить завтрак. При
этом особенно досталось дяде Володе: он
одновременно дул в костер, делал рогульки и
перекладину для котелка, доставал из реки воду,
искал среди мешков хлеб, соль, сахар, ложки и
т.д. Папа сначала ничего не делал, но когда Лена
объявила, что на завтрак будет курятина с
шампиньонами, он охотно взялся открыть банку с
консервами. Эту работу он аккуратно проделал в
своей палатке, после чего в банке не оказалось ни
курятины, ни шампиньонов, только немножко
соуса.

Пользуясь общей суматохой, во время
которой про меня как-то забыли, я побежал
пробовать поджигать воду. Для начала я решил
сжечь лужу, в которой папа хотел ставить
палатку. До завтрака с поджиганием лужи у меня
ничего не получилось. Вода шипела, но не
загоралась. Правда, одиночные вспышки иногда
наблюдались.

Завтрак прошел без происшествий. Дядя
Володя тщательно вылизал банку из-под
курятины, папа при этом брезгливо поморщился и
сытно икнул. Потом пили какао, которое было
немножко горячее сухого льда и отменно
прокопчено. Остаток какао со сгущенкой отдали
мне, оказалось немного больше полбанки. Я хотел
было незаметно удрать, чтобы съесть его в
спокойной обстановке, но дядя Володя увязался
за мной, глаза его при этом были одновременно и
умоляющими и горели адским пламенем,
пришлось и ему уделить ложечку.

После завтрака Лена мыла посуду, вернее,
она давала указания, как правильно мыть, а мыл
дядя Володя. Она и папу хотела привлечь, но он
отказался, потому что у него еще не прошел па-
ралич левой половины и плюс ко всему заболел
живот.

Поход наш начался внезапно. Папа вдруг
заорал: «Приступить к погрузке!» и заметался по
берегу, как ужаленный. Дурной пример
заразителен – все начали ломать, таскать,
копошиться, даже мне пришлось кое-что отнести в
байдарку, хотя это и не входит в мои обязанности.

Мы с папой отчалили, когда дядя Володя с
Леной еще не пересчитали колышки от палатки.
Сначала папа по ошибке взял курс в
противоположную сторону, к Минску, и я очень
удивился. Тогда он на всякий случай вылез на
берег и посмотрел, куда ползут муравьи.
Оказалось, что они ползут туда же, куда мы
поплыли. Папа объяснил мне, что муравьи всегда
ползут на север, а нам нужно на юг.
Вообще, ориентироваться по муравьям очень
удобно. Даже зимой можно отогреть муравья, и он
обязательно поползет на север. Пришлось нам
повернуть обратно. Дядя Володя, который уже
пересчитал колышки от палатки, затаскивая Лену
в байдарку, очень удивился, почему мы
возвращаемся обратно. Но папа промолчал, и
через несколько минут мы скрылись за поворотом.

Сначала мне было интересно, и я глазел по
сторонам, но это занятие быстро надоело. Флора и
фауна реки Птичь поначалу показались мне очень
однообразными. Растительный мир представлен
камышом трех видов, прошлогодней осокой,
редкими кувшинками и изредка торчащими
кольями от стогов сена. Не буду приводить здесь
латинские названия перечисленных видов – все
мои родственнички разбираются в латыни, как
свиньи в апельсинах. Кроме Кости, пожалуй, он и
сейчас объясняется преимущественно по-латыни.
Очень странно, что здесь не растут коряги.
Совсем не видно плывущих консервных банок и
бутылок. Я спросил папу о причине этого явления,
и очень удивился, когда получил спокойный и
толковый ответ.

– Видишь ли, – начал папа, – мы подходим к
местам, куда еще не ступала нога
цивилизованного человека. Естественно поэтому,
что консервные банки и бутылки для местных
туземцев являются большими ценностями, и их
тщательно вылавливают. Они могут служить для
них посудой, а также предметом меновой торговли
с соседними племенами. А в том, что туземцы
здесь есть, я совершенно уверен. Не сомневаюсь,
что они уже сейчас ведут за нами тщательное
наблюдение из зарослей камыша. Советую тебе
быть более внимательным.
Кстати, нашего Костю вполне можно считать
потенциальным туземцем. Об этом говорит хотя бы
содержимое его карманов – он точно так же
собирает на улице всякий хлам, как здешние
туземцы бутылки и консервные банки.

Я никогда не слыхал от папы такого
толкового выступления, обычно он только
ругается и плюется. Вот только мне было непо-
нятно, что означает слово «потенциальный», и я
об этом спросил папу.

– Это же очень просто, – ответил папа. – Вот,
например, у тети Жени на Цне есть настоящая,
реальная свинья, а ты свинья потенциальная. То-
естъ я хочу сказать, что ты еще можешь при жела-
нии стать свиньей. Конечно, не в буквальном
смысле слова, а в переносном.

Папино объяснение я не совсем понял. Если
Костя еще только может при желании стать
свиньей, т.е. туземцем, то зачем он уже сейчас
собирает в карманы всякий хлам? Но тут папа
заявил, что опасность нападения туземцев
возрастает с каждым шагом, а поэтому лучше
вести тщательное наблюдение за берегами, чем
заниматься пустыми разговорами.

Одновременно вести наблюдение и грести он
не в состоянии, поэтому он протянул мне весло. Я
хотел было сказать, что такого уговора не было,
но папа показал глазами на левый берег и
приложил палец к губам. Действительно, в
камыше происходила какая-то возня. Папа
изменился в лице, а я высунул язык и взялся за
весло.

Когда я устал, папа предложил подождать
дядю Володю с Леной, дальше, мол, одним плыть
опасно. Мы остановились посреди широкой заводи
и стали ждать.

Ждать пришлось долго. Сначала мы еще
боялись, но потом перестали, и я стал изучать
животный мир реки Птичь, который в основном
представлен лягушками и птицами. Еще вчера
вечером дядя Володя и Лена слышали крик
журавлей, но папа заявил, что это орет обычный
деревенский петух, а Лене и дяде Володе надо
очки и на уши надевать.

А вот сейчас стали попадаться какие-то
странные птицы. Тут уж ссылкой на петуха не
отделаешься. Они важно восседали на верхушках
кольев от стогов сена и, когда мы проплывали
мимо, искоса посматривали на нас недобрыми
блестящими глазами. Загнутые крючком клювы
лично мне не внушали никакого доверия.

– Стервятники, – прошептал папа. – Ждут,
когда шайка туземцев с нами расправится, ишь,
легкой добычи захотелось!

Я представил себе, как туземцы снимают с
папы скальп, мучаются (ведь на лысой же голове
ухватиться не за что!), а потом деловито
расклевывают папин живот, и мне стало совсем
плохо. Лягушек я даже рассматривать не стал.

Но тут из-за поворота показалась байдарка
дяди Володи. Он читал вслух книгу, а Лена
усердно гребла. При этом Лена была похожа на
дочь Монтецумы, а дядя Володя – на миссионера,
проповедывающего христианство среди людоедов.
Тут папа немного воспрянул духом, перестал
дрожать, и мы двинулись дальше. Правда, папа
сначала предложил, чтобы нашу байдарку взяли
на буксир, а он почитает всем вслух, но дядя
Володя и сам не лыком шит, тоже был непрочь
побездельничать. Разгоревшийся спор, кому кого
тащить на буксире, был прекращен неожиданной
встречей.

– Лево руля! – вдруг заорал папа и так
задрожал, что чуть не опрокинул байдарку. Я не
растерялся, резко гребанул с левой стороны, и мы
врезались передней кормой в камыш. Байдарка
остановилась.

– Что это? – прошептал папа и показал
глазами на воду. Я обомлел. Рядом с нашей
байдаркой из воды торчала здоровенная серо-
розовая туша. Собственно, над водой
высовывалась только небольшая ее часть,
разделенная на две симметричные половины,
между которыми виднелось что-то вроде
шпагатика, свернутого в виде запятой. Остальная
часть туловища круто уходила под воду и
скрывалась в камышах. Папа взял у меня весло и
осторожно дал задний ход, при этом задней
кормой чуть не протаранил байдарку дяди Володи,
который в это время протирал очки.

– Ух ты! Здорово похоже на свинью, если
смотреть на нее сзади, – сказал я.

– Сам ты свинья, – сказал папа. – Где ты
видел, чтобы свиньи жили в реке? Конечно, в
грязи они копаться любят, а вот в реку их силком
не затащишь. Это явный бегемот,

– Гиппопотам, – поправил дядя Володя. –
Засунул морду в камыш и кушает себе на
здоровье, пока дыхания хватит.

– А что будет, когда у него кончится
дыхание? – спросил я.

– Высунет голову из воды, чтобы набрать
воздуха, и увидит нас. Тогда нас и съест, –
ответил дядя Володя.

После этого мы, не сговариваясь, начали
тихонько отступать задним ходом, а когда Лена
робко заметила, что это, наверно, носорог,
дружно рванули наутек. Я тоже не возражал
против отступления, так как рассудил, что меня он
съест первого.

Дальнейшее плавание проходило без
приключений. Правда, несколько раз
сталкивались с туземцами, которые собирали в
свои пироги какие то съедобные коренья. При
виде Реджика туземцы в страхе забивались в
камыши и бубнили там свои заклинания,

К обеду местность стала менее пустынной,
даже проехали большую деревню, кажется,
Ветеревичи. На небе стали постепенно сгущаться
тучи, и папа забеспокоился. Он стал вертеться, то
и дело поглядывал на небо, в глазах у него
застыла явная тоска. И вот, когда первые капли
дождя ударили по воде, справа открылся высокий
берег, поросший молодым сосняком. Когда
байдарка ткнулась передней кормой в болотистый
берег, раздался удар грома, и дождь хлынул по
настоящему. Гром на папу оказал магическое
действие – он вскочил на ноги, потерял
равновесие и, как огромная жаба, шлепнулся в
воду. Папина голова оказалась под водой, оттуда
с бульканьем стали выскакивать пузыри. Когда
они прекратились, я решил, что дело плохо и,
скрепя сердце, приступил к спасению папы.

Должен сказать, что мне здорово помогли
ежедневные тренировки на турнике, – попробуйте
за одну левую пятку вытащить на берег
бесчувственного папашу, который еще к тому же
так нахлебался воды, что его всего раздуло!

Тут подоспели дядя Володя с Леной и хотели
делать папе искусственное дыхание, но очередной
удар грома избавил нас от этой неприятной
обязанности. Папа подхватился и, как ужаленный,
кинулся ставить свою палатку. При этом он
почему то сначала разделся (только плавки забыл
снять).

Через пять минут мы уже дружно сидели в
папиной палатке. Дождь барабанил по брезенту,
папа дрожал и при каждом раскате грома
тихонько подскуливал. Когда дождь кончился и
выглянуло солнце, все приступили к работе –
варили обед, ставили вторую палатку,
заготавливали дрова. Я с Леной сходил за
грибами, а потом мы долго ловили мух для
Реджика.

На обед дядя Володя под Лениным
руководством сделал курятину с шампиньонами.
Из-за дождя и всей этой суматохи папа не успел
ничем поживиться из наших припасов, а добавку
ему не дали, поэтому он обозлился и почти весь
вечер молчал.

После обеда я сел писать дневник и писал
почти дотемна, а когда перечитал, то решил, что
написал слишком много. Впредь буду записывать
только основные события. Кому зто надо! Никакой
романтики. Вот когда я писал свою повесть
«Дрион покидает Землю», тогда действительно
творчество меня захватило, А тут ерунда – вместо
фотонного звездолета какая-то паршивая бай-
дарка, ни тебе глайдеров, бластеров, лазеров –
одни котелки да вещмешки. Тоска.

21 июня

Проснулся поздно. Когда я вылез из палатки,
то обнаружил, что уже почти готов завтрак
(шампиньоны с курятиной), дядя Володя успел
сделать зарядку, а папа возвращался из ближай-
шего лесочка, где он совершал утреннюю
прогулку.

Во время завтрака к нам подошел какой-то
дядя (наверно, егерь), и папа стал его
расспрашивать насчет того зверя, которого мы
видели в реке. Дядя сказал, что бегемоты в Птичи
водились до войны, во время войны их всех
переглушили, а тот зверь, которого мы видели, –
это колхозная свинья, которую в позапрошлом
году смыло половодьем. Она, оказывается,
заснула в луже и не заметила, как вода в реке
поднялась и затопила все кругом. Потом она
запуталась в камышах и так там и осталась.
В связи с этим папа немного оживился и
предложил вернуться обратно, чтобы набрать
свининки.

– Это вовсе ни к чему, – сказал дядя Володя,
– в речной воде и так растворено огромное
количество молекул свинины. По моим подсчетам,
около 10 миллионов молекул в кружке воды.
Конечно, эти молекулы сырые, их надо сварить,
но в наших условиях это не проблема. Дров
хватает. Правда, лично я свинины не ем, поэтому
и воду из реки пить не буду. А вот вам и карты в
руки – можно считать, что проблема питания
решена.

Папа сразу же взял свои фляжки и ведро и
отправился на берег. Одну полную флягу он
выпил сразу, а потом полные фляжки и ведро
затолкал в байдарку.

– Очевидно, что ниже по течению
концентрация свиных молекул в воде будет
снижаться, – объяснил он, – а потому следует
запастись заранее более калорийной водой.

– Нe вижу в этом нужды, – ответил дядя
Володя. – Если сейчас тебе хватает одной кружки,
то ниже по течению будешь выпивать две или,
допустим, три. В конце концов, ты можешь пить
беспрерывно, чтобы получить необходимое
количество свиных молекул.

Наверно, в связи с этим открытием мы плыли
всего часа три – папа до такой степени набил себе
брюхо свиной водой, что грести был просто не в
состоянии. Поэтому часа в три дня мы стали на
привал в очень хорошем месте. Мы с Леной
немного полазили по упавшему дубу, а потом пошли за грибами. Дядя Володя занимался хозяйством, а папа искал место для палаток.

После обеда настроение у всех было
благодушное, тем более, что дальше решили не
плыть (папа напугал всех, он сообщил, что
дальше начнутся страшные дебри и негде будет
пристать). Потом папа снова бросился в
рассуждения о пользе свиной воды. Он даже
предложил построить специальный свинопровод в
Минск и стал подсчитывать за какое время он
окупится.

Тут Лена и дядя Володя не вытерпели и
отправились на рыбалку, а я решил немного
почитать. Лена и дядя Володя рыбачили
подозрительно долго, а поймали подозрительно
мало. Две плотички всего, причем кто из них
поймал больше, выяснить не удалось. Лена
накинулась на меня и на папу за то, что они, мол,
работали, а мы бездельничали. Тогда папа
возмутился, забрал меня, и мы с ним тоже поехали
на рыбалку. Ловить из байдарки было очень
неудобно, но все же мы поймали одну плотичку.

Перед ужином дядя Володя долго искал, где
бы набрать воды, а когда устал, заявил, что мы
уже далеко отъехали от свиньи, поэтому
концентрация свиных молекул в речной воде
намного уменьшилась, и ею можно пренебречь. За
ужином пала ел подозрительно мало, зато дядя
Володя съел всех трех плотичек. Реджик вообще
ничего не ел, ему сегодня забыли наловить мух.
Вообще-то совсем непонятно, как он живет.
Папа говорит, что у него по поводу Реджика
появились какие то смутные подозрения, которые
он пока что оставит при себе. До выяснения.

Я немножко пописал дневник и лег спать.
Было очень хорошо, потому что папа с дядей
Володей пошли гулять в лес, и никто не храпел и
не стонал.

22 июня

Проснулся я рано от какого-то странного
шума. Осторожно выглянув из палатки, я онемел
от изумления: папа стоял на четвереньках и
усердно терся животом о старый березовый пень.
При этом он жалобно стонал, живот у него был
исцарапан и местами с него капала кровь. Рядом
стоял Реджик и таращился на папу удивленными
глазами. Я тихонько растолкал дядю Володю,
который выглянул из палатки, увидел папины
манипуляции и ничуть не удивился.

– Это порочная методика, – сказал дядя
Володя. – Мы на Енисее поступали иначе: каждый
брал тяжелую палку, становились в
кружок и били друг друга по животам. Так
экономится время и вносится элемент
организованности.

С этими словами дядя Володя схватил сук и
огрел папу по животу. Я думал, что папа
грохнется замертво, но он вдруг издал счастливый
вопль и кинулся в сторону леса. Тогда дядя
Володя попросил меня, чтобы я его тоже огрел
хорошенько по животу, но я до того обалдел, что
лишился дара речи и не мог двигаться. Первой
моей мыслью было, что оба они спятили. Это
бывает, особенно в дальних космических
экспедициях, когда полет длится много лет. Но
чтобы так быстро – об этом я ни в одной книге не
читал.

Вторая мысль заставила меня похолодеть:
этак они и за мой живот примутся! И я стал будить
Лену, а дядя Володя в это время дубасил себя что
было мочи, при этом живот его гудел, как
туземный барабан.

Лену это зрелище явно умилило, и она
объяснила мне, что от однообразного сидения в
байдарке у некоторых лиц, особенно таких
ленивых, как папа и дядя Володя, совершенно
перестает работать кишечник. Если же начать
бить по животу, то срабатывает инстинкт
самосохранения, и кишечник начинает работать
снова.

У меня отлегло от сердца. От одного вида
этой экзекуции у меня в животе стало урчать и
кипеть. Добежать до леса я не успел.

Завтрак прошел без происшествий. На сей
раз папа ел с аппетитом, даже пустую банку из-
под шампиньонов долго и старательно вылизывал.
Не успели мы отъехать от места ночевки, как
поняли, что с цивилизацией покончено. Не то что
туземцы, а даже стервятники исчезли. Камыш,
корявые деревья, стоящие прямо в воде, всякие
неуютные острова и протоки. Дядя Володя даже
сказал, что два раза видел крокодила. Папу по
этому поводу стали мучить дурные предчувствия,
он, наверно, представил себе, как крокодил за
пятку тащит его под воду. Я почти все время греб,
поэтому предаваться подобным размышлениям не
имел времени.

Часа через два небо стало заволакивать
тучами, и в скором времени пошел приличный
дождь. Пейзаж стал и вовсе безобразным – вода и
сверху и снизу, даже пристать негде. Наконец
папа смилостивился, забрал у меня весло, а меня
накрыл пленкой. Дождь уныло забарабанил по
пленке, и меня стало клонить
ко сну……

Тугие струи дождя стекают по титанитовым
стеклам. Видимость отвратительная и я уже
раскаиваюсь, что затеял эту экскурсию. «Сверчок»
– суперглайдер дальней разведки – вот уже
третий час идет над рекой.

Сзади дремлют папа и Лена. Не удивительно,
последние дни вымотали всех. Бесконечные дож-
ди и туманы, дрожащие призраки испарений над
тяжелой маслянистой водой, притаившиеся
кошмарные порождения чужой жизни. И ко всему
этому постоянное ощущение, что за наждым
нашим шагом наблюдают чьи-то холодные,
безжалостные глаза.

Я покосился на папу. Какой же он старый!
Огромные мешки под глазами, лысина, и та вся в
морщинах. Трогательный пучок волос торчит из
левой ноздри, на кончике носа, как бриллиант,
переливается капля. У меня сжалось сердце:
бедный, ведь это его последний рейс! Ему не
дожить даже до возвращения на Землю – он будет
похоронен в Космосе.

За несокрушимой стеной титанита
проплывают берега реки, они как живые – дышат,
двигаются. Такими их делают испарения.
Временами они исчезают за клубами
пульсирующего тумана, потом туман рассеивается,
и снова показываются берега с уродливыми
силуэтами хищных растений.

Что-то сегодня не так. Впечатление такое,
что вся жизнь вокруг замерла. Ни одно щупальце
не полоснуло по стеклу глайдера, ни одна струйка
желтого яда не стекла по нему.

Лампочка жизни Володи горит ровным
зеленым огнем. Значит, с Володей все в порядке,
он уже заканчивает установку своих батарей, и
нам пора возвращаться. Послушный мысли
глайдер плавно лег на обратный курс. Сзади
завозился папа, я посмотрел на него, а когда
повернул голову обратно, то, еще не видя
приборного щитка, почувствовал что-то неладное.
Огонек жизни Володи изменил цвет – это был уже
не веселый цвет земной травы, а оранжевый глаз,
в котором вспыхивали и гасли красные точки.
Володя жив, но жизнь его в опасности, до
рубинового цвета смерти осталось совсем
немного.

Огненные круги поплыли в глазах, когда
«Сверчок» рванулся вперед (я забыл включить
антигравитадию). Глайдер уже не плыл над рекой,
а круто ввинчивался в это проклятое серое небо,
чтобы в одном секундном прыжке прийти на
помощь нашему товарищу. Земля не простит нам
гибели одного из лучших ее умов!

Вдруг резкий толчок швырнул меня вперед.
Глайдер тормозил, тормозил по непонятной для
меня причине. Привычным усилием мысли я
форсировал двигатели – лиловая буря бушевала
за кормой, огромное облако пара поднималось от
вскипающей реки. Но могучая машина была
бессильна.

«Силовое поле, – мелькнула мысль. – Кто мог
здесь его поставить? Неужели та загадочная
цивилизация, следы которой мы так часто
встречали?».

И, словно в ответ на мои мысли, в мозгу
возникла четкая картина. Холодное, безжалостное
лицо с пронзительными глазами скривило в
усмешке безгубый рот. Четкие, отрывистые слова
зазвучали металлом:

«Ваш товарищ у нас. Он нужен как
проводник. Свободно читая его мысли, мы легко найдем дорогу к вашей планете, после чего он умрет. Мы стартуем!».

Голос умолк, и картина исчезла. Я выключил
двигатели: против силового поля глайдер был
бессилен. Туман за стеклом заметно поредел, он
проплывал волнами, в которых все чаще обоз-
начались разрывы. В одно из таких мгновений я
ясно увидел красные башенки Володиных
батарей, но одновременно с этим заметил и
другое. Огромное тело неопределенных очертаний
бесшумно и плавно поднималось над поляной.
Туман скрыл видение на некоторое время, а
когда я увидел его снова, то приплюснутый, как
гриб, корабль пришельцев уже опоясывался
сиянием стартовых двигателей. В это время
глайдер качнулся. Это могло означать только одно
– уверенные в своей безопасности похитители
сняли силовое поле.

Не рассуждая, я рванул глайдер на сияющую
громаду стартующего корабля. Холодная ярость
овладела мной. Я не слышал, как хлопнули,
откинувшись, бортовые щитки и взвыли
сервомоторы, выводившие из своих ниш
аннигиляционные бластеры обоих бортов. В
следующее мгновение два ослепительных
фиолетовых шнура, пронзив и моментально
рассеяв туман, впились в брюхо стремительно
набиравшего высоту корабля. В высоте расцвел
пышный цветок: это, почувствовав неладное,
похитители включили двигатели открытого
Космоса.

Но было поздно. Струи антиматерии сделали
свое дело. В далеком небе стала разгораться
новая звезда, она распухала на глазах до тех пор,
пока чудовищное рукотворное солнце не
вспыхнуло над планетой. Когда оно погасло и мои
глаза снова начали различать окружающее,
лампочка жизни Володи горела ровным
рубиновым пламенем. Она горела положенные 60
секунд, после чего погасла.

Нас осталось трое, но Земля была спасена!
Сзади, в углу рыдала Лена.…..

Проснулся я от толчка – это байдарка
ткнулась в берег между двух корявых пней. Лена
с дядей Володей дружно вытаскивали Реджика на
очередную прогулку. Однако, поскольку берег
оказался болотом с водой по колено, то Реджик от
прогулки довольно невежливо отказывался. К
тому же у него тоже плохо работал кишечник.
Зато папа и дядя Володя дружно пошлепали туда,
где глубже.

Когда мы поплыли дальше, дождь немного
приутих. Правда, берега реки были явно
неземного происхождения, и поэтому я стал
анализировать свой сон. В общем, решил я, что
действовал правильно. Конечно, жалко дядю
Володю, но зато ведь ценой его жизни была
спасена земная цивилизация! Поэтому я решил в
следующем сне поставить ему памятник. И я так
живо представил себе огромную фигуру из чистой
платины, в космическом скафандре и плавках, в
руках книга, под мышкой шахматы, один глаз
через очки смотрит в книгу, а другой поверх очков
устремлен в космос. Мнe даже стало жалко, что он
на самом деле не сгорел в атомном пламени –
такого памятника мы лишились! Потом я решил,
что не все еще потеряно, и успокоился. В конце
концов, отдать свою жизнь всегда можно.

Часам к трем все совсем выдохлись,
захотелось есть и хоть немножко поразмяться. А
тут еще выглянуло солнце и начало жарить вовсю.
Наконец, нашли небольшой островок, на котором
совсем не было деревьев, но почему-то было
полно хвороста. Папа сразу же заявил, что здесь
должно быть полно гадюк, поэтому мы сначала
долго стояли не шевелясь и не знали, что делать.
Решили выпустить на разведку Реджика, но он
сразу же залез в траву и уснул. Устал очень!
Потом папа вспомнил, как ходят по минному
полю солдаты – они прощупывают место, куда
хотят поставить ногу. Поскольку мины от гадюк
практически не отличаются, то можно сначала
потыкать палкой в землю, гадюка убежит, а потом
ставить туда ногу. Так и сделали, работа сразу
закипела.

Лена предложила сделать на обед
шампиньоны с курятиной. Дядю Володю это
предложение воодушевило, и он с остервенением
принялся ломать и крушить кучи хвороста,
пытаясь развести костер. Костер разгорался
плохо, наверно потому, что дрова были слишком
сухие. Все-таки папа был неправ – вода здорово
поддерживает горение.

Потом папу осенила гениальная идея. Он
предложил разложить консервы на составляющие
– курятину отдельно на суп, а шампиньоны
отдельно – на второе. Идея всем понравилась, по
простоте душевной мы поздно поняли ее скрытую
суть. Такую ответственную операцию папа,
конечно, никому доверить не мог.
Он заграбастал две банки консервов и,
аккуратно прощупывая палкой почву под ногами,
удалился шагов на двадцать, где и принялся
священнодействовать. Костер уже горел вовсю и
закипала вода в котелках, когда папа
торжественно объявил, что работа окончена и
поставил перед нами две банки.

– В этой курятина, а в этой – шампиньоны, –
заявил он, почему то облизываясь и делая
судорожные глотательные движения.

Почуяв неладное, Лена и дядя Володя долго
всматривались в содержимое банок, причем дядя
Володя, не веря очкам своим, даже поковырял в
них палочкой. Не понимая, почему воцарилось
гробовое молчание, я тоже заглянул в банки. На
дне каждой из них тускло мерцала лужица мучной
подливки. Ни грибов, ни курятины там и духу не
было.

– Работа оказалась слишком деликатной, –
сказал папа, предупреждая надвигающуюся грозу.

– По внешнему виду отличить курятину от грибов
не представилось возможным, пришлось каждый
кусочек пробовать. Не мог же я откусывать
понемножку, это же негигиенично.

Лена рассвирепела, Реджик несколько раз
громко тявкнул, а дядя Володя из уважения к
папиному возрасту сдержался. Я лично ничего
особенного в папином поступке не нашел, в конце
концов каждый из нас норовит урвать кусочек
послаще.

Лена выскребла остатки подливки из банок в
котелок, а папа с невинным видом предложил
подлить туда свиной воды из своей фляжки,
жирнее, мол, будет! Тут даже дядя Володя, воз-
мущенный, пробормотал какое то сугубо научное
проклятие. Папа понял, что переборщил, и на
всякий случай, захватив меня, срочно погрузился
в байдарку, и мы рванули дальше.

Операция по разделению консервов на
составляющие на папу подействовала
благотворно, и он старательно греб часа два-три,
пока мы не забрались в такие дебри, что даже
морской компас не помог бы. Пришлось ждать
дядю Володю и Лену, причем ожидание это было
для папы, как палка о двух концах, – с одной
стороны, он боялся расплаты за консервную
комбинацию, а с другой – боялся лезть напролом
в сплошные заросли камыша.

К великому удивлению нашему, дядя Володя
оказался в прекрасном расположении духа.
Оказалось, что папа в спешке погрузки забыл
банку какао со сгущенным молоком. Лена была
хмурой – ей, видимо, какао почти не досталось.
Камыш неожиданно быстро кончился, и перед
нашими глазами оказался прекрасный берег с
роскошным сосновым лесом. При ближайшем
рассмотрении лес оказался довольно бойким
кладбищем, за которым виднелась большая
деревня.

– Лучшего места для ночлега не найти, –
сказал дядя Володя. – Даже деревья на дрова
рубить не придется – вон сколько крестов стоит!
Конечно, красные тумбочки жечь не будем, а вот
за кресты даже спасибо скажут – антирелигиозная
пропаганда в действии!

Тут папа разразился длинной речью о
кощунстве, традициях, уважении к памяти
предков и о том, что вообще, мол, ничего святого
не осталосъ. Дядя Володя сказал, что на этом
кладбище нет ни одного его предка. Тогда папа
вспомнил татаро-монгольское иго и что вообще
трудно понять, кто чей предок. В общем, скрепя
сердце, мы двинулись дальше. Солнце уже почти
касалось горизонта, весла валились из рук, зато
уважение к памяти предков восторжествовало.
Когда проезжали под большим мостом, какой-
то дядя нам сообщил, что все туристы ночуют
обычно около скотного двора. Это совсем рядом,
минут 10 пути.

Мы напрягли последние силы, и
через час, в сумерках, пристали к высокому
голому берегу, откуда с веселым хрюканьем
убегали последние отряды поросят. Поросята
бежали в свои уютные круглые типовые
свинарники, где их ждали полные кормушки,
электрический свет и прочие блага поросячей
жизни. Мы же, усталые, голодные, стали
размещаться на ночлег.

На сей раз папу к исполнению кухонных
обязанностей не допустили, ему доверили только
расчистку мест для палаток. Сначала он
сковыривал следы поросячьего нашествия
палочкой, но потом стал на четвереньки и начал
их сгребать руками. Напоследок он вошел в такой
раж, что даже вздумал направиться ночевать в
свинарник. Дядя Володя грозным окриком «Аюсь,
куды!" вернул его к палаткам.

Когда мы уже лежали в палатке, я рассказал
дяде Володе и Лене про свой сон. Дядя Володя
сказал, что это несправедливо, надо было для
спасения Земли пожертвовать папой – он старый и
никуда уже не годится. Потом он добавил, что
рассуждать о величии Космоса рядом со скотным
двором – значит опошлять великую идею. После
этого он захрапел.

Лену мой сон сначала расстрогал, но потом
она сказала, чтобы я не особенно переживал. Я
понял ее правильно, и мне стало обидно за дядю
Володю. Завтра расскажу сон папе, интересно, что
он скажет?

23 июня

Когда меня разбудили, солнце стояло уже
довольно высоко. Папа возился около костра,
Лена подкручивала волосы, а дядя Володя
занимался добыванием воды. Он курсировал по
реке в байдарке и тщательно принюхивался к
воде. Затея оказалась безнадежной – вода везде
попахивала целым комплексом скотных дворов. В
общем, мы кое-как позавтракали, а вот дяде
Володе пришлось туго.

Не успели мы отчалить от берега, как и в
свинарнике завтрак кончился. Целая орда
веселых и любопытных поросят ринулась на место
нашего ночлега. Хорошо, что мы успели
смотаться!

Настроение у меня было хорошее, и я бодро
приналег на весло, поэтому дядя Володя и Лена
остались далеко позади. Скоро мы снова
очутились в жутких дебрях, где папа сказал
остановиться. Он вынул кинокамеру и
приготовился снимать момент появления Лены и
дяди Володи. Чтобы байдарку не сносило, папа
загнал ее в камыш. Я немножко вздремнул, а
когда проснулся, папа звал дядю Володю. Он не
отвечал, и, охрипнув, папа решил, что он и Лена
вернулись обратно в Минск. Папа обозлился, но
когда вспомнил, что все продукты у нас,
воспрянул духом, и мы двинулись дальше.
Поскольку мы остались одни, то спешить было
некуда. Скоро мы остановились передохнуть, и в
это время нас чуть не протаранила байдарка дяди
Володи, которая со страшной силой выр-
валасъ из сплошной стены камыша. Сразу же
возник спор – кто из нас заблудился? В самый
разгар спора подал голос Реджик, и всех нас
осенило: это он учуял запах папы и вывел Лену и
дядю Володю на правильный курс. Папа сразу же
загордился – сколько мол, он ни принюхивался,
но запах дяди Володи не учуял, а вот его запах
даже Реджик учуял!

Вскоре камыш кончился и показалась
большая деревня. Папа сказал, что это
Моисеевичи, глухие места кончились и берега
дальше везде будут хорошие. Он изъявил желание
сходить в магазин.

Мы пристали около симпатичной лужайки, и,
пока папа ходил в магазин, нащупали с Леной
здоровенную стаю пескарей. Правда, пескари
были не очень упитанные, но клевали хорошо. Я
поймал 8 штук, а Лена 6. Дядя Володя при этом
был судьей, он вел счет и все норовил прибавить
Лене пескарика.

Когда мы вошли в азарт, появился папа и
потребовал прекратить это безобразие.
Стыдно, дескать, в нашем возрасте пескарями
заниматься. Он затолкал в байдарку 4 булки
хлеба, 5 банок шампиньонов с курятиной и пачку
киселя. Напоследок он попытался незаметно
сунуть туда же и бутылку водки, но у Лены зрение
на редкость острое, она живо засекла папу за
этим занятием. Пришлось ему откупиться
бутылкой лимонада.

Вскоре мы проплыли под большим бетонным
мостом. Берега были чудесные, кругом стояли
«жигули», «москвичи» и «запорожцы»; было полно
рыбаков. Солнце припекало вовсю, раза три
купались. У меня хорошо получается скольжение,
один раз, пока нахлебался воды, успел даже два
раза ногой дрыгнуть. Здорово!

На ночлег стали в чудесном месте; дядя
Володя сказал, что в старинном помещичьем
парке. Сухой берег, сосны и огромные дубы.
Рядом был дуб, которому дядя Володя насчитал
600 лет, не меньше. Папа сразу же стал спорить,
но дядя Володя объяснил, что в деревьях
накапливается радиоактивность, чем ее больше,
тем дерево старше. Папа сразу же потащил свою
палатку в сторону, он боялся подхватить лучевую
болезнь. Пока ставили палатки, у папы с дядей
Володей разгорелся спор по поводу помещиков и
буржуев. Дядя Володя сказал, что помещики
ничего общего с буржуями не имели, они работали
в поте лица, сажали парки, делали заросшие
пруды и вообще благодать на земле создавали.
Разве нашли бы мы такое чудесное место для
ночлега, если бы раньше здесь не жил помещик?
А вот буржуи сидели себе и стригли купоны,
никакого проку от них не было.

Папа сказал, что ни в коем случае нельзя
путать буржуев с классом буржуазии. Под словом
«буржуй» мы имеем в виду вообще всех паразитов
– фабрикантов, заводчиков, кулаков, попов. А вот
буржуазия – это прогрессивный класс, она
сыграла положительную роль.

Тогда я тоже принял участие в споре и сказал,
что помещики в основном были хорошие.
Дубровские, например. Дядя Володя поддержал
меня, а папа заявил, что лично он всех бы их
повесил. Дядя Володя сказал, что это глупо,
людей нужно перевоспитывать, а не вешать. Тогда
папа разозлился и заявил, что дядю Володю
самого не мешало бы повесить, а байдарку,
спальные мешки и прочие предметы роскоши
национализировать.

Тут Лена подлила масла в огонь – припомнила
папиного «запорожца», сказала, что если за
байдарку вешать, то за «запорожца» надо сажать
на кол.

Папа сразу присмирел, забрал удочку и
подался на рыбалку, а я пошел осматривать
окрестности. Не успел я отойти и несколько
шагов, как на береговом обрыве
увидел двух здоровенных змей. Меня спасло
только то, что они на меня не смотрели, и поэтому
не смогли загипнотизировать. Лена сказала, что
судя по моим описаниям это были две анаконды, а
дядя Володя решил, что одна из них – типичный
королевский питон.

Когда уже стемнело, папа обнаружил, что на
шитика хорошо клюет уклея, он поймал несколько
штук, а потом позвал меня и Лену. Мы тоже
немного поймали, но было уже поздно, и потому
решили идти спать, а завтра весь день рыбачить и
никуда не ехать.

Ужин прошел мирно, все, даже папа, были в благодушном настроении. Дядя Володя вспомнил мой сон и заявил, что он был на редкость безграмотным.

– Во-первых, – сказал дядя Володя, – совсем
непонятно, как такие могучие пришельцы смогли
подставить брюхо своего корабля под лучи твоих
бластеров. Во-вторых, я, как физик, авторитетно
заявляю, что струи антиматерии – это бред
собачий, они бывают только в детских книжках.
Ни одна частица антивещества не смогла бы
долететь до корабля противника, твой глайдер
первым сгорел бы в атомном пламени!

– Володя, в данном случае ты неправ, –
сказал папа. – Просто тебе обидно, что не ты
погиб, вот ты и ждешь к чему прицепиться. Струю
антипротонов вполне можно, например, изо-
лировать магнитным полем. Конечно, Леша был
потрясен твоей гибелью и не мог запомнить такие
подробности. Да и вообще, нельзя требовать от
каждого человека досконального знания вве-
ренной ему техники. Ты вот бреешься
электробритвой, а об ее устройстве даже понятия
не имеешь. Не так ли?

Дяде Володе крыть было нечем, и потому он
решил сменить тактику. Он сказал:
– Мне начинает казаться, что этот сон Леша
просто выдумал. Известно, что людям может
сниться только, с чем они когда-либо имели дело,
короче говоря, только то, что бывает.
Лена поддержала дядю Володю, она
припомнила, что ей обычно снится Белорусская
энциклопедия, Мухаринская и прочая
обыденщина.

Папа же горячо поддержал меня:
– А мне вот как раз всегда снится то, что
никогда не бывает. Однажды даже «волга»
новенькая приснилась. Кошмары всякие, что
голый по городу хожу. А то еще женихи какие-то.

– Странно, – задумчиво промолвил дядя
Володя. – Лично мне женихи уже два с лишним
года не снятся. Надо будет почитать что-нибудь
новенькое про сон и гипноз.

Мнe было очень обидно, что дядя Володя мне
не верит, поэтому я обиделся и пошел спать. Папа
с дядей Володей еще долго что-то бубнили около
костра, и я стал засыпать....

Однако заснуть быстро не удалось, в палатке
объявился комар. Он долго и назойливо кружил
над моей головой и при этом затейливо менял
направление, так что попытки прихлопнуть его ни
к чему не привели. Потом вдруг тон его писка
резко изменился, комар ринулся в пике и стал
нахально ломиться ко мне в левое ухо. Пришлось
трахнуть себя кулаком по уху. Такой удар даже
наш Костя не выдержал бы, а эта божья тварь
оказалась целехонькой и после короткой паузы
возобновила свой атаки. Но тут в палатку залез
дядя Володя, и комар ринулся на него.
Свеженького ему захотелось!

24 июня

Проснулся я очень рано, через стенки палатки
еще только чуть-чуть пробивался рассвет.
Снаружи слышалась какая-то возня, мне даже
почудились приглушенные стоны. Тут дядя Володя
заворочался, кому-то громогласно объявил шах и
так захрапел, что даже льва напугал бы.
Прислушиваться больше не имело смысла, и я
задним ходом стал выбираться наружу.

Утро было очень теплое. Противоположный
берег реки смутно вырисовывался в голубоватой
дымке. Я посмотрел на небо и обомлел: прямо над
моей головой плавно и бесшумно набирала высоту
летающая тарелка. Испуская легкое зеленоватое
сияние, она быстро уменьшалась в размерах.
Когда она уже стала еле различима, с неба
послышалось полное тоски и отчаяния знакомое
тявканье.

Когда я окончательно пришел в себя, совсем
рассвело, щебетали птицы, папина палатка
затряслась, из нее показались пятки, потом
задняя часть трусов и наконец весь папа. Он вы-
лезал из палатки на четвереньках и тоже задним
ходом. Физиономия у него была заспанная и
опухшая, о пень животом он тереться не стал, а
сразу подался на прогулку. Вид папы не допускал
никаких мыслей о возвышенном и романтичном, и
поэтому я решил, что ничего ему рассказывать не
буду. Поднимет на смех или решит, что я
рехнулся. Чего доброго еще к врачу потащит!
Папа взял удочку и отправился ловить рыбу, а
я еще немного полежал в палатке. Мысли у меня в
голове совсем было перепутались, однако мощный
храп дяди Володи стал постепенно приводить
меня в чувство. Потом вдалеке раздались
отчаянные крики папы. Я решил, что за ним тоже
прибыла летающая тарелка, и разбудил дядю
Володю и Лену.

Когда все вылезли из палатки, удалось
разобрать, что папа кричит «Помогите! Щука!".
Мне сразу представилось, как огромная щука
схватила папу за ногу, когда он ловил шитиков, и
тащит его в воду. При этом папа отчаянно
упирается свободной ногой, цепляется руками за
траву, и по его лицу грязными ручьями текут
слезы. Дяде Володе представилось то же самое,
потому что он схватил топор и ринулся на
выручку. Я не спеша последовал за ним.

К сожалению, тревога оказалась ложной.
Перед нами предстал сияющий и довольный папа,
с крючка он снимал какую-то рыбешку.
Оказалось, что вместо уклейки ему попался
крошечный зеленый щуренок. Лично я его даже
толком рассмотреть не смог, только в
дядиволодины очках удалось разобрать, что это
действительно щука.

Это событие привело к тому, что все, даже
дядя Володя, расхватали удочки и стали
рыбачить, а папу заставили собирать шитиков.
При этом лучшее место захватила Лена, она сразу
повела счет. Пока дядя Володя цеплял шитика и
оплевывал его со всех сторон, она успела поймать
штук 10 хороших уклеек.

У дяди Володи первые два заброса были
безрезультатными: сначала он поймал за трусы
меня, а потом зацепил крючком собственные очки.
Зато третий заброс был классическим: удилище со
свистом рассекло воздух, и не успел крючок
коснуться воды, как оттуда высунулась огромная
рыбья пасть. Схватив наживку, рыбина
перекувырнулась в воздухе и, оглушительно
хлопнув хвостом, ушла в глубину. Удилище
согнулось в дугу, зазвенела жилка, по телу дяди
Володи вздулись и буграми заходили мускулы. Не
прошло и часа, как огромная уклея запрыгала по
траве у наших ног.

Дядя Володя торжественно поволок свою
рыбину к палатке, а мы все почему-то обозлились
и стали ловить с удвоенной энергией, даже
забыли позавтракать. Папа только успевал лазить
в грязь за шитиками. К полудню поймали штук
сто, в основном я и Лена. Когда папа и Лена
пошли готовить обед, я остался ловить один и
поймал еще с десяток.

На обед решили варить уху. Причем дядя
Володя свою уклею вздумал сварить отдельно в
большом бидоне, а всю остальную рыбу, в том
числе и папину щуку, – в котелке. Когда рыба бы-
ла почищена и разведен костер, началась гроза.
Она подошла как-то уж очень внезапно, вроде бы
даже и тучи приличной не было. Папа сразу же
забился в свою палатку, украдкой сунув в рот
какую-то таблетку.

Мы тоже полезли было в палатку, но тут Лена
спохватилась, что нет Реджика. За рыбной ловлей
я забыл свое утреннее приключение и никому о
нем не рассказал. Однако Лена подняла такую
панику, что было не до моих рассказов. Дядю
Володю она послала искать на север, сама помча-
лась на юг, а меня хотела отправить на запад.
Папе улыбалось счастье форсировать реку и
обшарить весь восток, но тут раздался такой
треск, что даже мне стало страшно, а папа заорал
из палатки, что он сам искать не пойдет и меня не
отпустит. Он, мол, за меня перед мамой головой
отвечает.

Лена совсем рассвирепела, стала обзывать
папу ужасными словами, но он и в ус не дул.
Лена с дядей Володей вернулись, когда гроза уже
стихала, причем оказалось, что дядя Володя
обшарил все до 80-й широты, а Лена до 38-й
параллели. На запад далеко бегать не пришлось –
пограничники не пустили. Тут дядя Володя
высказал ужасное предположение, что Реджик
утопился, а Лена сразу сообразила, что если
принять своевременные меры, то его еще можно
спасти. Поэтому она привязала дяде Володе на
шею здоровенный булыжник, а к ноге – веревку и
заставила его прыгать в воду и внимательно
осматривать дно. Потом она позвала на помощь
меня, и я вместе с ней стал вытаскивать дядю
Володю из реки. Папа, который уже немного
привык к грозе, при этом неприлично хихикал.
Когда мы вытащили дядю Володю, он был
похож на рака-отшельника, лапы его
непроизвольно шевелились, а глаза были
вытаращены. Говорить он не мог, а только пускал
пузыри и разные фонтаны. В левой руке он
судорожно сжимал огромную лягушку (в воде очки
не помогают, и он спутал ее с Реджиком).

Когда Лена стала готовить дядю Володю к
очередному погружению, раздался страшный удар
грома. Ослепительный шар прокатился между
палатками, окунулся в бидон с рыбиной дяди
Володи, выскочил обратно, сунулся было в папину
палатку и вдруг взорвался. Как известно, шаровая
молния всегда бывает в конце грозы. Поэтому
сразу же выглянуло солнце, а на небе не осталось
ни одного облачка.

Дядя Володя, который уже набрал полные
легкие воздуха и при этом раздулся, как пузырь,
сделал два робких шага к воде. При этом
булыжник, болтавшийся у него на шее, с громким
чмоканьем хлопнул его по животу. Лена тихонько
отпускала веревку. Перед прыжком дяда Володя
бросил отчаянный прощальный взгляд на нас, и
вдруг глаза его полезли из орбит. Он стал что-то
мычать, боясь выпустить драгоценный воздух и
показывая рукой в сторону палаток.

Мы обернулись и обомлели: около потухшего
костра преспокойно восседал Реджик. Лена
издала торжествующий вопль и кинулась к
нашему дорогому другу. Даже папа вылез из
палатки, правда, он особого восторга не выразил,
но зато отвязал злополучный булыжник с шеи
дяди Володи, заставил его выпустить воздух и,
подергивая за веревку, помог ему взобраться на
берег.

Началось общее веселье, и естественно, что о
загадочном исчезновении и появлении Реджика
никто задумываться не стал. Сварили обед. Дядя
Володя быстро опорожнил свой бидон и стал
мелким бесом подъезжать к нашему котелку. Папа
благородно уступил ему свою щуку, а я пару
уклеек. Мы прекрасно понимали, что поиски
Реджика на дне речном сильно ослабили
железный организм дяди Володи.

Реджик все это время сидел на папиной
куртке и внимательно наблюдал, как мы обедали.
На предложенную муху он не обратил никакого
внимания, что само по себе было странно.
После обеда всем стало очень весело, и дядя
Володя предложил показать аттракцион
«тявкающая куртка». Представление это было
незамысловатым: дяда Володя заматывал Реджика
в куртку или одеяло и начинал неумело тявкать,
после чего куртка начинала ходить ходуном, и из
нее вырывался хриплый лай, визг и злобное
ворчание. Папа считал это занятие
издевательством над бедным животным, а мы с
Леной всегда от души хохотали.

На сей раз дядя Володе вытащил из палатки
куртку и два одеяла, видимо, он хотел показать
аттракцион на более солидной основе.
Однако все пошло как-то необычно. Дяда
Володя подошел с курткой к Реджику, потом
нерешительно остановился, потоптался на месте и
вдруг начал надевать куртку на себя. Затем он
стал на четвереньки, подбежал к одеялам и начал
в них заматываться. Воцарилось гробовое
молчание – этого мы никак не ожидали. Нам даже
стало немного жутко, особенно, когда мы увидели
глаза Реджика. Обычно мутные и безразличные,
они вдруг стали приобретать блеск и загорелись
голубым пламенем. При этом губы Реджика
сложились в дьявольской ухмылке. Из-под одеял
послышался сначала жалобный визг, постепенно
он стал оживляться и, наконец, перешел в
оглушительный лай. Было впечатление, что
тысяча псов разных пород и калибров гоняют по
лесу несчастного зайца. При этом дядя Володя
яростно метался в своих одеялах, в разные
стороны летели мелкие сучья, шишки и песок.
Аттракцион достиг кульминации, когда из одеял
высунулась нога дяди Володи и угодила прямо в
догорающий костер.

Визг оборвался на самой высокой ноте, дядя
Володя дернулся и сразу затих. Большой палец
его ноги при этом слегка дымился.

Когда мы размотали дядю Володю, он
сначала обалдело уставился на нас, потом
неуклюже поднялся, пошел к палатке и сел читать
книгу. Я обратил внимание на то, что книгу он
держал вверх ногами, а читать начал с последней
страницы. Реджик сидел на прежнем месте, глаза
его снова были мутные и безразличные.

Почти сразу после этого снова началась
гроза, мы молча полезли в палатки и проспали до
позднего вечера. Уже темнело, когда кончился
дождь, и мы, заспанные и опухшие, повылезали,
чтобы готовить ужин. Дядя Володя до того
долаялся, что охрип и говорить почти не мог. У
папы тоже был какой-то странный вид, он все
время держался за штаны и путал низ и верх.
Пришлось готовить ужин нам с Леной вдвоем.
Когда пили чай, то я обратил внимание, что папа
норовит подносить кружку не ко рту, а куда-то не
туда. Я напоил его чаем с ложечки, после чего
папа опасливо покосился на дремавшего Реджика
и дрожащим голосом начал рассказ о том, что его
в данный момент тяготит.

– Мне приснился ужасный сон, – начал папа.
– Такого кошмара во сне я еще никогда не видел.
Будто бы мы шли на байдарках снова по тому же
гиблому месту, где ты, Леша, видел свой сон.
Только погода была еще хуже, шел сильный
дождь, а с юга надвигалась совершенно черная
туча. Туча издавала глухое ворчание и то и дело
озарялась вспышками молний. Володина байдарка
почему-то оказалась далеко впереди, и Леша с
остервенением работал веслом, за кормой бурлила
вода и тянулся пенистый след, как от торпедного
катера. Когда Леша закладывал лихие виражи,
байдарку прижимало к берегу и упругие стебли
камыша хлестали меня по лицу. Стало совсем темно.
Лиловый зигзаг прочертил небо, разветвился
пышным кустом, над головой раздался оглушительный треск. В глазах поплыли огненные круги, и я временно совершенно ослеп. В это мгновение страшный удар обрушился на мою грудь, что-то острое скользнуло по спине, и я очутился в воде. Попытки звать тебя, Леша, ни к чему не
привели. Во-первых, потому, что во сне крик
никогда не получается, а во-вторых, я сразу
нахлебался воды и потерял сознание.

– Когда я пришел в себя, – продолжал папа,
– то сразу почувствовал, что нахожусь на воздухе,
а не в воде. Только самой макушке было холодно.
Я осторожно ощупал голову, и оказалось, что
часть ее находится в воде, в то же время по ногам
явственно лупил дождь. Дождевые капли почему-
то скатывались снизу вверх, то есть с ног на
живот, спину и шею. Странно.

Я постепенно приходил в себя и стал
осматриваться. Дождь утихал, и при вспышках
далеких молний я стал различать свое тело. Потом
попытался сделать несколько шагов, но ноги явно
не находили никакой опоры. Под ногами
загорелся огонек, через некоторое время их
появилось множество, и я начал улавливать в них
что-то знакомое. Наконец, меня осенило: это же
звезды! С удивлением обнаружил я также, что
лысина моя уже не в воде и даже рукой до воды
не могу дотянуться...

– По-моему, ты был в шоковом состоянии, –
перебил папу дядя Володя. – Отражение звезд ты
увидел в реке...

– Ерунда, – оборвал его папа. – Я ощупал
себя всего и обнаружил, что дело обстоит гораздо
хуже. Вдоль моей спины тянулась какая-то
гладкая палка, она уходила под ремень брюк,
затем выходила сквозь прорваную левую
штанину, продолжение ее терялось среди звезд,
внизу. То есть вверху – для меня низ и верх
поменялись местами. Я стал усиленно соображать,
но размышления мои были прерваны всплеском
вверху. Потом снова раздался плеск и щелчок,
похожий на звук закрывающейся двери грузового
автомобиля.

Я скосил глаза вверх и похолодел: два
зеленых холодных глаза плавно двигались надо
мной, описывая дугу. Вдруг они метнулись к моей
голове, снова раздался плеск и громкий щелчок.
Моя лысина почувствовала дуновение воздуха, а в
нос ударил отвратительный запах. Как
обезумевший, я стал кричать, звать на помощь, а
от сознания того, что ни один звук не вылетает из
моего горла, совсем потерял рассудок.
Папа замолчал, мы, подавленые, тоже
молчали. Потом папа пошел в палатку, вынес
оттуда бутылку «крем-соды» и хлебнул прямо из
горлышка.

– Не буду мучатъ вас описанием этой
кошмарной ночи, – продолжал папа. – Скажу
только, что в минуты просветления я пытался
считать звезды, несколько раз меня обливало
какой-то жидкостью, которая по вкусу и запаху
ничего общего с водой не имела. Потом стал
мучить голод. Да это и естественно: пища,
которую я ел днем, под действием земного
притяжения стала из желудка опускаться в
пищевод и перестала перевариваться.

Окончательно я пришел в себя только тогда,
когда первый луч солнца, пробившийся через
клочья тумана, коснулся моих ног. Вот тогда я
полностью осознал свое положение. Я висел на
вершине бамбукового ствола, который прошел под
ремень брюк за спиной и прорвал левую штанину.
До воды было метров 15–20. Очевидно, что
ночью, при падении с байдарки, я напоролся на
молодой побег бамбука. Всем известно, как
быстро растет это дерево, в древнем Китае это его
свойство использовали для мучительной казни. За
ночь он вознес меня на высоту шестиэтажного
дома и спас от неминуемой смерти в пасти
крокодила, безобразная морда которого и сейчас
торчала из воды.

Скоро стало припекать солнце и к мукам
голода прибавились муки от жажды и жары. Я
почувствовал, что начинаю подвяливаться. Вскоре
я до такой степени ослаб, что уже не мог даже
пошевелить ногой. Тело совсем онемело, однако
благодаря притоку крови вниз, к голове, мысли
были ясными и четкими.

Папа снова сделал паузу и отхлебнул из
горлышка. Лена украдкой смахнула слезу, а я
высморкался.

– Потом подо мной появились два аиста, –
продолжал папа. – Они деловито покружились
вокруг моих ног, улетели, а через несколько
минут появились снова, но уже с охапками сучьев
в клювах. На моих ногах они преспокойно стали
строить гнездо. Когда гнездо было готово, аистиха
быстренько снесла дюжину яиц и уселась на них.
От этого дополнительного веса брюки мои стали
угрожающе трещать. Вся надежда была на то, что
ремень выдержит.

Нет худа без добра – гнездо аиста дало мне
желанную тень, и стало не так жарко. Но потом
прибавились новые муки: аист стал усердно
кормить свою супругу всякой дрянью, в основном
гадюками и ужами. При этом отходы пиршества
шлепались мне на грудь и лицо.

Тут папе пришлось прервать свой рассказ –
дядя Володя позеленел, его стало тошнить, и он
бросился в кусты. Когда он появился у костра, то
заявил, что снова хочет есть. Лена открыла ему
банку сгущенного молока.

– По моим расчетам, был уже полдень, когда
вдали послышался лай Реджика, – продолжал
свой рассказ папа. – Вскоре подо мной появились
наши байдарки. Ты, Леша, тащил на буксире
байдарку с Леной и дядей Володей. Слезы радости
хлынули из моих глаз: все-таки меня не забыли.
На мое счастье, гнездо аистов привлекло
внимание Лены, если бы его не было, то вы
наверняка проехали бы мимо. Увидев мое
бедственное положение, Володя развернул
кипучую деятельность. Было ясно, что помочь мне
своими силами вы были не в состоянии, надо было
вызывать помощь. Поэтому Володя стал сооружать
радиопередатчик. В нашем хозяйстве нашлась
проволока для катушек индуктивности,
конденсаторы Володя сделал из кусков жести от
консервных банок и пластмассовой пленки, а
сопротивления из карандашей.

Я наблюдал с восхищением за этой работой,
но, к сожалению, не мог помочь ни словом ни
делом. Потом мои мысли стали путаться,
временами я впадал в беспамятство. Смутно
вспоминаю, как Володя доказывал Лене, что
А.С.Попов с помощью такого же оборудования
поддерживал радиосвязь из Петербурга с
ледоколом «Ермак», находившемся в Балтийском
море.

Окончательно я пришел в себя от страшного
грохота – над моими ногами завис вертолет. Семья
аистов поспешно эвакуировалась, унося в клювах
свои яйца и стройматериалы. Из окон кабины
вертолета за мной внимательно наблюдали люди в
белых халатах. Видимо, муки голода и жажды
были написаны на моем лице, т.к. из вертолета
стали опускаться трубка, из которого текла
струйка воды, и веревка с куском колбасы.
Вода и колбаса одновременно коснулись
моих губ, и я жадно разинул рот. Однако я и мои
спасатели забыли о законах физики. Я висел вниз
головой и естественно, что в таком положении о
принятии пищи обычным способом не могло быть
и речи. Ни вода, ни колбаса не могли подняться в
желудок, не могли преодолеть земное
притяжение. Трубка и веревка с колбасой
скрылись в брюхе вертолета, и почти сразу же
после этого оттуда появились две блестящие
металлические руки. Одна из них держала дрель с
толстым сверлом, а другая – огромную клизму.
Сверло с треском распороло мои брюки в
соответствующем месте и уступило место клизме,
которая повисла, тщательно прицеливаясь. Я в
ужасе закрыл глаза – они решили меня покормить
таким варварским методом!

Ужасный удар обрушился на меня сзади и,
теряя сознание, я почувствовал, как мой живот
стал раздуваться, а изо рта хлынули потоки воды.
Последнее мое ощущение – бесконечное падение,
во время которого я и проснулся.

Мы сидели потрясенные. Вот это сон! Больше
всех был потрясен дядя Володя – он свалился
набок и захрапел, пришлось его в палатку
затаскивать волоком.

25 июня

Утро прошло без происшествий. Отчаливали
недовольные – всем хотелось еще уклеек
половить, но папа заявил, что следующее место
будет неописуемым, и мы смирились.
Вскоре показалась большая деревня, и мы
долго кружили вокруг очередного скотного двора.
Он то приближался, то удалялся, река
выписывала такие зигзаги, что папа все
удивлялся, как это свиньи дорогу домой находят.
Проехали под красным железнодорожным мостом,
это станция Дараганово, и до Симоновичей уже
рукой подать.

По пути повстречалось большое стадо овец, я
такого еще никогда не видел. Овцы смотрели на
нас и очумело бебекали. Мы с Леной решили
посчитать, сколько в нем овец и сколько баранов.
Из подсчета ничего толкового не вышло, почему-
то Лена всех баранов считала овцами, а овец –
баранами. Тут и папа еще подлил масла в огонь,
заявив, что это вообще не овцы, а козы. Тогда
дядя Володя сказал, что один баран тоже имеется
– он явно имел в виду папу. Папа понял намек и
обозвал дядю Володю ослом. В общем, все
домашние животные перепутались, и лишь
одиноко бродившая в стаде корова не вызвала
разногласий.

Берега проплывали лесистые, сухие. Там, где
не было сплошного леса, стояли огромные
одиночные дубы. Почти в любом месте можно
было разбивать лагерь, не то что несколько дней
назад. Один раз долго купались.
На место прибыли часа в 4 дня, когда на
небе снова стали сгущаться тучи. Остановились
там же, где мы жили в палатке, когда я был
маленький. Тогда я поймал здесь 2 больших щук.
Сейчас мне уже не четыре года, и я должен
поймать минимум 6 щук. Поэтому, пока все
остальные препиналисъ из-за места и разбивали
лагерь, я собрал свои снасти и отправился на
рыбалку. Папа помчался в Симоновичи за
покупками, а Лена и дядя Володя остались
кормить комаров.

Рыбачить мне долго не пришлось – снова
началась гроза, и мы с дядей Володей полезли в
палатку играть в шахматы. Играет
дядя Володя слабовато, но на безрыбьи и рак
рыба, ничего не поделаешь.

Папа явился вечером в сопровождении дяди
Вани Белоушко и Васи. У папы и дяди Вани
настроение было подавленное, им явно чего-то не
хватало. Лена решила, что они оба голодные, и
стала хлопотать насчет ужина. Оба голодающие
сразу оживились, но когда Лена стала наливать
чай, загрустили снова. Положение спас дядя
Володя: он напомнил папе про бутылку водки,
купленную в Моисеевичах. Папа сначала
вытаращил от удивления глаза, потом издал
торжествующий вопль и ринулся в палатку. При
этом он что-то кричал насчет старческого
склероза.

Приподнятое настроение передалось всем.
Через час папа уже орал на весь лес песни, а дядя
Ваня объяснял дяде Володе и Лене, как правильно
копать червей без помощи лопаты. При этом он
совмещал рассказ с практическим показом, и дело
кончилось тем, что все трое стали на четвереньки
и усердно скребли землю руками и ногами. Через
пять минут вся земля вокруг палаток была
вспахана, и общими усилиями была откопана
половина червяка. Эту половинку аккуратно
разорвали на 10 равных частей, и дядя Ваня стал
учить дядю Володю насаживать червяка на крю-
чок. При этом успехи своего ученика он оценивал
по пятибальной системе.

Последний, десятый кусочек дядя Володя
нацепил на 2 с плюсом. Папа сказал, что лично он
поставил бы кол за такую работу, но дядя Ваня
заявил, что кол ставить непедагогично, надо,
дескать, помнить о процентах успеваемости.

Мы с Васей чувствовали себя прекрасно.
Вася сказал, что будет эти несколько дней жить в
палатке вместе с папой. По этому поводу у меня
появились опасения за Васину жизнь и здоровье,
чего доброго папа еще ночью слопает его по
ошибке вместо шампиньонов с курятиной.
Легли спать поздно – часов в 12 ночи. Дядя
Ваня взял свой велосипед и отправился домой, а
папа пошел его провожать При этом они долго не
могли тронуться с места, так как потащили
велосипед в противоположные стороны.

26 июня

Сегодня день был совсем неудачный. Ночью
спалось плохо, снились щуки. Щуки постепенно
увеличивались в размерах, и под утро приснилась
такая, что заняла все поле зрения. Поневоле
пришлось проснуться и собираться на рыбалку.
Было еще прохладно, поэтому я умываться не
стал. Немножко поскреб ногтями землю и
выцарапал двух тощих червячков. Для начала
хватит, потом папа накопает.

Только собрался двигать на рыбалку, как
услышал странные звуки. Из нашей палатки
доносилось громкое чавканье, сопение и зубовный
скрежет. Заинтересованный, я стал ожидать, что
будет дальше. Ждать пришлось недолго, вскоре
полы палатки распахнулись, и из нее вывалился
дядя Володя. Был он почему-то до безобразия
худой, глаза бессмысленно таращились на свет
божий, а изо рта торчала здоровенная палка. Он
без всякого выражения посмотрел на меня и вдруг
с остервенением стал грызть палку, придерживая
ее обеими руками. На землю посыпались кора и
щепки.

У меня от страха подкосились ноги, и я
уселся на траву. Тут из-за леса блеснул первый
луч всходившего солнца и осветил дядю Володю,
при этом лицо его приняло кровавый оттенок и
мне стало совсем дурно.

Внезапно глаза дяди Володи приняли
осмысленное выражение и уставились на меня.

– А где голова и левая нога? – страшным
голосом спросил он. – Сожрал, подлец, не
вытерпел. А ведь условились холодное варить! Ну,
сам виноват, пришел твой черед.

Дядя Володя медленно двинулся к берегу.
Сначала я подумал, что он решил купаться, но
дело оказалось гораздо хуже. Он подошел к пню и
резким движением выдернул из него забитый с
вечера топор. Потом он выплюнул палку и с
топором двинулся на меня. Я закрыл глаза и
завопил диким голосом, эхо за рекой стократно
повторило мой вопль.

Однако удара не последовало. Я немножко
подождал, приоткрыл один глаз и увидел, что из
палатки торчит вечно кислая папина физиономия,
а дядя Володя выпученными глазами взирает на
нее. Еще через секунду дядя Володя с криком
«Чур меня!» ринулся наутек. Раздался треск
кустов, с верхушки березы с громким карканьем
взлетела ворона, и все стихло.

Папа вылез из палатки и, кряхтя, принялся
раздувать костер. Он ничего не успел заметить, а
когда я рассказал ему о случившемся, заявил, что
я спятил. При этом добавил почему-то, что с
разными там поэтами это часто случается. Я
обиделся и пошел будить Лену. Она долго не
понимала в чем дело, но в конце концов привела
себя в порядок и пошла искать дядю Володю. В
лесу долго раздавались ее призывы, а один раз
мне показалось, что ей отвечает какое-то
странное завывание.

Завтрак был уже готов, Вася проснулся, и мы
с ним обсуждали программу предстоящего дня,
когда из кустов показались Лена и дядя Володя.
Дядя Володя робко двигался впереди, он казался
еще более похудевшим и был очень похож на
раскаявшегося грешника. Лена подгоняла его
сзади ивовой хворостинкой.

За еду принялись в молчании, однако по
мере поглощения пищи дядя Володя стал
оживляться. На папу он смотреть избегал но зато
во все глаза смотрел на еду, свою и чужую.
Мимоходом он выпил мое какао, нечаянно сгреб у
Васи с миски почти всю курятину и напоследок
аккуратно подобрал с земли все крошки и
косточки. Только после этого он дрожащим
голосом начал свой рассказ.

– Мне снился сон, ужасный сон, дай бог чтоб
не был он нам в руку. На одинокий островок нас
утром выбросило страшной бурей. Палатки и
байдарки, все вещи наши, вся еда пошли ко дну.
Остались только два ведра, топор и спички,
которые, предчувствуя беду ты, Лена, сунула за
лифчик. Когда же буря улеглась и засияло солнце
в небе, мы сразу захотели жрать, и муки эти были
тем ужасней, чем ближе приближался час обеда.
Тут все мы разбрелись по островку, облазили
кустарник, сделали соху, перепахали почву в меру
слабых сил, нашли же ровным счетом ерунду.
Крестовика жевала Лена, пучок крапивы старой
Леша в рот запхал, а я после погони долгой
лягушку так и не поймал. Сверкая лысиной на
солнце, лежа на боку, со стоном Миша обгрызал
ольховую кору. Когда же солнце стало к вечеру
клониться и муки стали нестерпимы, собрались
вместе мы в кружок во взорах с мыслию единой.
Потупив взоры, долго все молчали, лишь
только животы встревоженно урчали. Молчание
нарушил я и в слове кратком напомнил о героях
неизвестных, которых много, их не счесть. И
после слов моих всем стало ясно: для блага
остальных кого-то одного должны мы съесть.
От слов моих в предчувствии еды у Леши с
Мишей слюнки потекли, а Лена робко возроптала,
обмякла вдруг и в обморок упала. Кого же съесть?
Я продолжаю речь свою и говорю, что
следует учесть Алеши юный возраст, надо дать
ему возможность возмужать и хоть разок отцом и
мужем стать. У Лены ситуация похожа, хоть лет ей
много, но она еще мамашей не была и есть ее
поэтому не гоже. А что касается меня, то с полным
основанием скажу, что упущенье Лены я
исправить помогу. А во-вторых должно быть ясно:
ведь все труды, что я успел начать, уж будет
некому кончать, они окажутся напрасны. И перед
взором предстает печальная картина – реакторы
стоят, на космодроме хрюкает свинья – наук бес-
славная кончина. И третий довод: прежде чем
меня сожрать, должны вы все понять и осознать –
ведь не с кем будет в шахматы играть. Конечно,
Реджик тоже отпадает, мослы одни да шкура с
сотней блох, и это все добро противно псиною
воняет. Остался, Миша, ты один. Детей ты много
наплодил, ничем буквально не блистал, к наукам
тоже не пристал. Зубов совсем во рту уж нет,
волос давно простыл и след, и никому-то ты не
нужен, годишься только лишь на ужин. Поскольку
ж мясо у тебя не первый сорт, то должен ты
понять: большая честь, что все же мы тебя
согласны съесть. А чтоб все было честно, справед-
ливо, потянем жребий мы, который и решит твою
судьбу.

Я кончил речь свою, при этом Миша гордо
улыбнулся, а Леша проглотил слезу. Без
промедленья я спичку зажимаю в кулаке и Мише
говорю: «Тяни!» (пока не гложет нас сомненье –
ведь Лены мясо, ей же ей, должно быть мягче и
вкусней), и Миша руку поднимает, но на минуту
замирает, его лицо какой-то думой омрачилось.
Внезапно солнце появилось и луч на лысину упал,
как у святого на иконе он охватил волос остаток и
алым нимбом запылал. Вот спичка у него в руке, с
поникшей головою он к пню дубовому идет и
голову на пень кладет. Когда же я топор поднял
он, видно, кое-что понял, стал слезы лить,
просить хоть чуточку пожить, немножко рыбку
половить. Тут положенье Леша спас, от
нетерпенья он в пятку папину вцепился, и Миша
сразу же смирился. Топор блеснул, и вот у пня
лежит пустая голова. У Лены обморок прошел, я
сразу за водой пошел, а Леша стал костер палить
и папу своего смолить. Закат кровавый догорал,
костер огромный полыхал....

Дядя Володя вдруг замолчал, что-то заело.
Рассказывал он необычно – начал нескладно, а
под конец шпарил, как настоящий поэт, подвывая
на последних словах. Взгляд его при этом был
отрешенным. Мы все молчали – папа от
негодования, а мы с Леной от облегчения, что
живы остались. Вася слушал с удовольствием, да
и не удивительно – ведь эта трагедия его не
коснулась. Наконец, он не выдержал и спросил,
что же было дальше.

Дядя Володя вздрогнул, глаза его приняли
более осмысленное выражение, и он уже без
прежнего вдохновения продолжал:

– Солнце уже зашло, когда закипели
последние два ведра. В одном варили бульон, а в
другом тушили мясо. К этому времени мы уже
отяжелели. Правда, мясо оказалось невкусное –
пахло табаком и чернилами. Лена спокойно, без
прежней жадности глодала большую берцовую
кость, а Леша лежал в траве и мечтательно смот-
рел на огонь. Я помешивал похлебку наскоро
вырубленной ложкой и изредка поглядывал
направо. Там, около пня, в последних лучах
заката грустно поблескивали лысина и корявая,
мозолистая левая пятка. Немного дальше, в траве
слышалась возня и жалобное ворчание – это
Реджик безуспешно терзал выделенный ему
мизинец. Лена неохотно поднялась, взяла голову
и покрутила над костром – Леша плохо просмолил,
и в ушах осталось много волос. Утром решили ва-
рить холодное...

Наступило тягостное молчание. Папа смахнул
слезу, с кряхтением поднялся и молча удалился.
После его ухода Лена сделала выговор дяде
Володе – можно, мол, было не так расписывать,
надо было пожалеть нервы старика. Дядя Володя
тогда обиделся на Лену и сказал, что правда
превыше всего. В общем, настроение у всех было
паршивое. Мы с Васей немного поиграли в
крепость, но игра тоже не клеилась. Явно не
хватало войск – и своих и противника.
Дядя Володя до обеда проспал. Правда,
иногда он просыпался и решал шахматные задачи,
но каждый раз, поставив себе мат, засыпал снова.
Лена усердно работала – ловила рыбу на уху и
одного крошечного окунька все же поймала. Зато
папа явился с рыбалки ни с чем. Он объяснил, что
у него все из рук валится, даже червяки.

Обед был рыбным: на первое уха из
Лешиного окунька, а на второе этот же окунек по-
польски. Настроение после обеда у всех немного
поднялось, и мы сходили за грибами. Собрали
немного лисичек и пару серых мухоморов (Лена
называет их зонтиками). Пока шли из леса, дядя
Володя съел один из них сырым.

Вечером еще немножко поиграли в крепость,
а потом я закинул на ночь донку. Легли спать все
очень рано и поскольку ужинали без аппетита, то
заснули быстро. Только Реджик долго стонал и
вертелся.

27 июня

Проснулся я на рассвете от какого-то шума. Я
осторожно высунул голову из палатки и
прислушался. Сначала меня оглушил шум
комаров, но после того, как я прихлопнул пару и
они поумнели и притихли, до меня начали
доходиться и другие звуки. В своей палатке
жалобно храпел папа, где-то на западе выл
голодный волк. Дядя Володя причмокивал во сне,
Реджик сопел, потом раздался хруст – это он
раскусил блоху.

Уже погасли почти все звезды, когда мой слух
адаптировался и я услышал бульканье и всплески
в воде. Я подумал, что это Лена пошла купаться,
но подойдя к берегу, понял, что ошибся. На
отмели ворочалось что-то темное и огромное,
совсем не похожее на нашу изящную и
миниатюрную Лену. Я тут меня осенило: это же
около моей донки!

Я рванулся к папиной палатке и разбудил
Васю. Ои не сразу сообразил в чем дело, но
рассуждать было некогда, и я потащил его к
берегу. В тот момент, когда мы схватились за
жилку, вода забурлила, и неодолимая сила
потянула нас в глубину. Последнее, что мы
услышали прежде чем потерять сознание, был
бодрый мужественный голос дяди Володи
«Держитесь!».

Очнулся я от табачного запаха – это папа
делал мне искусственное дыхание из носа в рот.
Вася лежал рядом и удивленно моргал. Дядя
Володя с топором орудовал около огромного
налима, лежащего на песке. Чудовище изредка
дергалось, разевало огромную, как ворота, пасть
и издавало непотребные звуки. Дядя Володя
вырубал из него печенку. Оказывается, в самый
последний момент дядя Володя успел схватить
донку и, будучи сам на волосок от гибели, с
риском для жизни вытащил и налима и меня с
Васей.

Завтракали в основном налимьей печенкой,
после чего все долго рыгали, особенно папа и
дядя Володя. Лена за это сделала им серьезное
внушение, сама она рыгала нежным голосом,
грациозно изгибаясь при этом. Володя попробовал
так же, как она, но у него получился двойной
звук, и настроение у всех сразу же поднялось.
Чтобы успокоиться, мы с Васькой пошли
купаться и взяли с собой папу. Пока папа
стаскивал с себя многочисленные одежки, в него
дружно вцепились комары и в довершение всего с
дуба на лысину шлепнулась какая-то гадость. И
когда на верхушке дуба раздалось торжествующее
карканье, папа заявил, что мы сейчас же
снимаемся с места и перебираемся ближе к
деревне.

По поводу перемены места особых споров не
было. Собрались довольно быстро, Вася здорово
помог. Налимью тушу дядя Володя взял на буксир,
но не успели проплыть и 100 метров, как из воды
высунулась огромная щучья пасть и проглотила
налима вместе с веревкой. Чуть было не погиб и
дядя Володя, но Реджик во-время перегрыз
веревку.

До деревни было не очень далеко, поэтому
не спешили, и как только выехали из леса,
сделали привал. Во время купания Лена затеяла
дурацкую игру: надула спасательный жилет,
посадила в него Реджика и пустила по течению.

Сердце кровью облилось при виде
несчастного животного. Реджик, конечно,
прекрасно понимал, что в его возрасте и с его
зрением нечего и думать вплавь добраться до
берега, а вынести длительное путешествие по
Птичи, Припяти и Днепру до Черного моря без
пищи и ящика с песком он не сможет. По крайней
мере до турецкого берега в районе Босфора и
Дарданелл суши ему не видать.
И на лице у Реджика появилось выражение
такой печальной покорности судьбе, что я не
выдержал, бросился в воду и на одном дыхании и
скольжении догнал жилет и отбуксировал его к
берегу.

Измученный Реджик с благодарностью
лизнул мне руку, с презрением посмотрел на Лену
и заснул. У всех, кроме Лены, на глазах появились
слезы, даже у папы. После этого случая часа
полтора от Лены все отворачивались. Папа даже
сказал, что Лене ни в коем случае нельзя иметь
детей – она их будет истязать, и жизнь их будет
сплошной мукой. А дядя Володя не захотел плыть
с Леной в одной байдарке, но папа его к нам в
байдарку не пустил и заявил при этом, что святая
обязанность мужа воспитывать свою жену в духе
любви ко всему живому. Дядя Володя потоптался
на берегу и полез к Лене в байдарку, при этом на
лице у него было такое же выражение, как у
Реджика, когда он плыл на жилете.

Часа через два мы причалили в том самом
месте, где на 1 мая делали пикник. Рядом с
палатками проходила высоковольтная линия, и
папа по этому поводу удовлетворенно заметил,
что сейчас ему никакие молнии не страшны.
Когда поставили палатки, папа сходил в
деревню, он очень волновался, как дядя Ваня
ночью добрался домой. Вернулся он поздно и
сказал, что дядя Ваня домой добрался только
утром, и сейчас он еще находится в тяжелом
бессознательном состоянии. Приезжал доктор,
долго принюхивался и сказал, что это у него
сильное нервное потрясение. Ничего, мол,
страшного, к утру все будет в порядке.

Дядя Володя долго гадал, чем это мы могли
его так потрясти. Папа заметил, что тоже не видит
причин для такого сильного нервного потрясения,
ведь водка была обыкновенная – 40°. Вася же
высказал предположение, что его папа просто
спит, что он однажды на пасху проспал 36 часов
подряд, и тоже никто его не мог разбудить.
После этого мы успокоились и часа полтора
ловили рыбу. Поймали 4 плотки, 2 ерша, густеру,
окуней и верховку. При этом папа командовал
когда тащить, а дядя Володя читал вслух книгу и
безропотно отгонял комаров от всех. Рыбки ему
снова захотелось!

Долго не могли заснуть, от голодных комаров
спасу не было. Потом дяде Володе пришла в
голову отличная мысль:

– Надо кому-то жертвовать собой для общего
блага! – изрек дядя Володя. – Если комарам
выставить из-под одеяла какую-нибудь часть тела
и их не отгонять, то они быстро нажрутся и тоже
заснут. А чтобы все было по справедливости,
потянем жребий. Что же касается части тела, то
одна из них как будто специально для этого
создана – недаром все врачи норовят в нее делать
уколы!

Дядя Володя зажал в руке 2 спички и сказал,
что тот, кто вытащит длинную, будет кормить
комаров. Я было возмутился – почему 2 спички, а
не три, – но дядя Володя сказал, что мы должны
быть рыцарями по отношению к Лене. Она ведь
дама!

Я хотел поспорить, но не успел, потому что
дядя Володя вытащил длинную спичку и сейчас
же храбро обнажил соответствующее место.
Комары в восторге ринулись туда, и в палатке
наступила благодать. Слышно было только, как
папа уговаривает Васю пожертвовать собой –
надо, мол, уважать старших.
Когда я уже засыпал, то подумал, что было
бы с Костей в такой ситуации. При его комплекции
и уважении к старшим от него бы к утру ничего не
осталось!

28 июня

Проснулся я от стонов дяди Володи. Он
пытался натянуть на себя штаны, но попытки
оказались тщетными. Пришлось их временно
распороть посередине, только тогда с моей
помощью их удалось надеть. Уже было совсем
светло, папа давно уже привел в чувство Васю, и
они разжигали костер. Вася пострадал не очень –
дядя Володя оказался вкуснее, и большинство
комаров перебралось в нашу палатку.

После завтрака решили пойти за грибами.
Дядя Володя сказал, что он ничего больше делать
не может – ни читать, ни играть в шахматы. Папа
повел нас в чудесное место, где всегда полно бо-
ровиков. Шли мы часа два, пошел дождь. Потом
лес совсем кончился, и мы вышли к канаве,
немного похожей на Цну. Папа совсем растерялся
и стал нести какую-то чушь про свертывание
пространства и нуль-транспортировку, а Вася
заявил, что мы вышли к деревне Осы-Колесы.
Тогда дядя Володя взял бразды правления в
свои руки и потребовал, чтобы ему доставили две
вещи: старый пень и хотя бы одного местного
жителя. Потом он улегся на живот отдохнуть, а мы
с Васей побежали в ближайший лесок и
притащили трухлявый пень, обросший мхом. С
одной стороны мох был немного ободран.

Дядя Володя внимательно его осмотрел и
сказал, что зайцы всегда обгрызают мох с южной
стороны, где он свежее. Поскольку нам нужно на
запад, а запад всегда находится слева, то мы
пошли налево от пня. Не успели пройти и пять
минут, как повстречали местного жителя, который
подтвердил, что мы идем правильно. Дядя Володя
просиял и сообщил, что на Енисее они только по
пням и ориентировались.

Всю дорогу лил настоящий ливень, но мы все
же нашли штук шесть умеренно червивых
боровиков. Когда пришли в лагерь, папа сразу же
залез в палатку греться. Он дрожал и лязгал
железными зубами. Дядя Володя попытался
развести костер, но у него ничего не получилось,
и он тоже полез в палатку, где и заснул в неудоб-
ной позе – стоя на четвереньках. Пока он спал,
Лена делала ему массаж пострадавшего места.

Мы с Васей сделали хороший навес из
жердей и пластмассовой пленки и развели костер.
Обед тоже пришлось нам варить, так как Лена
сказала, что она весь день охраняла лагерь и
очень устала. Два боровика мы сварили на обед,
два оставили на ужин, а два самых червивых Лена
распорядилась оставить, чтобы отвезти в Минск в
качестве гостинца бабушке.

Вечером за Васей пришел дядя Ваня. Папа
перевез Васю через реку и долго там с ним
беседовал, а когда вернулся, то был в по-
давленном состоянии. За ужином он рассказал нам
про злоключения дяди Вани после того, как тот
распрощался с нами позапрошлой ночью.
Оказывается, когда папа провожал дядю
Ваню, они здорово поспорили по поводу ловли
пескаря нахлыстом. При этом они волокли
велосипед как попало и так увлеклись, что на
дороге велосипед оказался задом к Симоновичам.
И когда папа стал доказывать, что лучшая насадка
для ловли пескаря – майский жук, дядя Ваня
рассвирепел (он предпочитал пареный горох),
вскарабкался на велосипед и нажал на педали.
Еще долго он слышал, как папа распинался о
жирности и калорийности майского жука. Дядя
Ваня ехал очень долго, и постепенно ему в душу
начали закрадываться сомнения. Когда же его
осенило, что он поехал задом наперед, пути
отступления оказались отрезанными: со всех
сторон в лесу засветились зловещие зеленоватые
огоньки. Дядя Ваня протер глаза, но это не
помогло – огоньки не пропали, они быстро и
неумолимо приближались. Когда же воздух потряс
зловещий рык, дядя Ваня с тоской сообразил, что
его ожидает. Последнего волка в Симоновичах
затоптали лошади еще до войны, так что это
могли быть только тигры.

Дядя Ваня бросил велосипед и в отчаянии
полез на ближайшее дерево. Однако высоко ему
залезть не удалось: в воздухе мелькнула
стремительная тень и раздался громкий треск –
это матерый самец вцепился ему в штаны. Дядя
Ваня в отчаянии отпустил ствол дерева и полетел
вниз. Пока он падал, ему вдруг пришла в голову
спасительная мысль: все хищники (кроме
шакалов) не едят падаль. Поэтому, очутившись на
земле, он громко испустил дух, а потом одним
глазом стал украдкой поглядывать на тигров. Они
по очереди подходили к дяде Ване и старательно
его обнюхивали, при этом почему-то
облизывались и вытирали лапами пасти. Минут
через десять тигры завыли хором на разные
голоса, засуетились, и в конце концов между ними
разразилась грандиозная драка. Дядя Ваня в
ужасе заткнул пальцами уши и потерял сознание.
Очнулся он от гробовой тишины. Было
прохладно, звезды на небе постепенно гасли и
между деревьями плыли клочья тумана. Вокруг
него лежали тигры, все они были исцарапаны, у
некоторых не хватало ушей и хвостов. Дядя Ваня
осмелел и бросил шишку в ближайшего тигра –
никакого эффекта. Тогда он молниеносным
броском вскочил на велосипед, одним взглядом
сориентировался по звезде, которая, к счастью,
еще не успела погаснуть, и рванул в Симоновичи.
По пути он встретил участкового
милиционера, который уже много лет безуспешно
разыскивал по лесам коллективный самогонный
аппарат, и поделился с ним своими
приключениями.

Участковый взволнованно выслушал рассказ,
вскочил на багажник и приказал дяде Ване гнать
обратно. При этом он одной рукой держался за
дядю Ваню, а другой расстегивал пустую кобуру.
Не доезжая метров 500 до злополучного места, он
велел дяде Ване остановиться, дальше они попол-
зли по-пластунски. Тигры лежали в прежних
позах, один из них явно похрапывал. В воздухе
чувствовался какой-то знакомый запах.

Участковый долго принюхивался. Потом он
ухмыльнулся, вынул из кармана какую-то
трубочку и сунул ее к пасти ближайшего тигра.
Трубочка моментально позеленела.

– Все ясно, – сказал участковый. – Одна
сигарета убивает быка, от одной капли водки
любое животное будет пьяно в стельку. Они
просто нанюхались твоего запаху и окосели.
Острое алкогольное отравление, – заключил
милиционер.

В это время один из тигров поднялся с земли
и шумно втянул воздух. Глаза его алчно блеснули
и он, пошатываясь, направился к дяде Ване и
участковому.

– Опохмелиться хочет! – заорал милиционер.

– Бежим скорее. Чего доброго и закуска ему
понадобится!

Через полчаса потные и дрожащие дядя Ваня
и участковый были в Симоновичах. Никакая
опасность им больше не угрожала – по пути
остался магазин с его неповторимыми запахами и
бутылками в светлых окнах. Тигры не могли
пройти мимо!

Папин рассказ произвел сильное впечатление. Дядя Володя даже изъявил желание сбегать в магазин, но Лена на него так цыкнула, что он сразу переменил пластинку – запросился домой. Папа тоже оказался не против, а обо мне и говорить нечего – смертельно надоела вся эта экзотика. Дома хоть можно в солдатики поиграть.

На ночь папа предложил выставить часового,
но сам на посту стоять не захотел, потому решили
довериться судьбе и залезли в палатки спать без
охраны.

Эта последняя ночь оказалась очень бес-
покойной. Во-первых, никто не захотел
жертвовать собой, и оскорбленные комары
нахально лезли во все щели. Во-вторых, Реджик
все время сопел, взвизгивал и часто вылезая из
палатки. Около входа он садился и долго смотрел
на небо. Дядя Володя заметил, что на морде
Реджика при этом были написаны тоска и
растерянность.

29 июня

Не буду распространяться о том, как утром,
все хмурые и невыспавшиеся, мы в который уже
раз таскали опостылевшие палатки, кастрюли и
прочую дрянь, пересчитывали злополучные
колышки. Душой все уже были в Минске: дядя
Володя сидел в кресле и читал вслух китайский
детектив, папа со слезами умиления нежно
обнимал маму и Костю, а Лена принимала разных
гостей.

За все утро было только одно светлое пятно:
сделали привал для купанья (правда, я не купался
– было очень мелко), во время которого я собрал
много гусиных перьев. Из них сделаю всем авто-
ручки и сэкономлю на подарках. Хоть какая-то
польза от путешествия будет! От этой мысли у
меня немного улучшилось настроение.

Около моста мы причалили и стали
складывать байдарки. Работа эта прошла без
недоразумений – теперь уже не имело никакого
значения, где нос, а где корма.

Бабушка с дядей Славой на удивление мало
опоздали, потом оказалось, что это объясняется
очень просто: бабушка ехала в Глусск и хотела
нас подобрать на обратном пути. В машину все не
вмещались, поэтому дядя Володя деликатно
примостился на коленях у Лены, а Реджика
затолкали в перчаточный ящик.

По пути произошло только одно
примечательное событие – в лесу во время
привала я нашел каску, кажется немецкую. В
каске была как минимум сотня пулевых и
осколочных пробоин. Странно, я никогда не
думал, что стальную каску можно пробить пулей
или осколком. Но дядя Володя мне объяснил, что
каска для того ж сделана: после пробития каски
пуля теряет убойную силу и на голове оставляет
только небольшую шишку. Если бы каска совсем
не пробивалась, то пуля от нее рикошетировала
бы и убивала совсем другого солдата, не того,
кого надо. Дядя Володя сказал, что когда он был
на сборах в армии, у них были специальные
тренировки – надевали каски и палили друг в
друга короткими очередями, а потом ходили с
шишками на головах. Я твердо решил дома
сделать самопал и потренироваться на Косте.
Дома оказалось все в порядке – мама купила
в мое отсутствие еще три набора солдатиков и с
лихвой окупила то, что успел разбазарить Костя.

ЭПИЛОГ

Мои надежды рухнули – чтение второго
варианта дневника произвело ошеломляющее
впечатление. Увы, не то, которого я ожидал.
Вместо всеобщего умиления и слез благодарности
все поочередно проникались чувством
благородного негодования и возмущения, а в
некоторых местах даже делались попытки
ремнеприкладства. Один Костя, спасибо ему,
морально поддержал меня – он все время откровенно хихикал. Самой характерной была
реакция Лены – почти после каждой страницы ее
тошнило. Даже дядя Володя не удержался и
заявил, что я до корней волос испорченный
мальчишка. Как, мол, можно в моем возрасте все
сводить к жратве и всему тому, что из нее
вытекает. А папа добавил, что когда он был
мальчишкой, то вообще ничего не ел и не ходил в
уборную. Не до этого, дескать, было.

Были претензии и попроще. Лена, например,
оскорбилась, что в дневнике не нашел отражения
ни один из ее прекрасных девичьих снов, всякую
пакость я описал, а для возвышенного и
поэтичного места не нашел. Папа заявил, что судя
по дневнику его роль в походе свелась к роли
камня на шее у всех остальных участников, на что
дядя Володя недвусмысленно заметил, что так оно
и было на самом деле, – по ночам воровал
курятину, а днем истуканом сидел в байдарке,
пока малолетний сын надрывался с веслом.

Тогда папа выложил свой последний козырь:
как это можно, хотя бы даже и во сне дойти до
того, чтобы сын съедал родного отца? А дядя Володя ответил, что родители должны идти на
любые жертвы ради детей, ведь нельзя же
допустить в конце концов, чтобы племянник
сожрал родную, да еще подающую надежды тетку.
Когда слушатели совсем озверели и стали
наскакивать друг на друга, я незаметно улизнул в
свою комнату и заперся.

Тяжелые мысли одолевали меня. Придется, видимо, пойти на компромисс со своей совестью и написать третий вариант дневника. Черт с ними, изображу их всех этакими ангелочками, а себя отпетым злодеем. Пусть подавятся!

Третье, юбилейное издание Дневника
путешествий по Птичи, приуроченное
к 10 апреля 2007 года – Дню 80-летия
настоящего, истинного автора Дневника –

Михаила Алексеевича СОЛОМАХИ,
патриарха соломашьих семейств, –

отведшего душу в путешествии и в его
описании, добродушно поиздевавшегося над
всеми, позволившего даже своему лже-
автору – сыну не пожалеть родного отца ради
извлечения черно-юмористических
эффектов.

Для заметок, комментариев и уточнений внуков и
внучек
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------

Для заметок, комментариев и уточнений пра-
внуков и пра-внучек
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------
-----------------------------------------------------